Насущные вопросы: интервью с протоиереем Максимом Первозванским

Московская Сретенская  Духовная Академия

Насущные вопросы: интервью с протоиереем Максимом Первозванским

Священник Максим Первозванский 17201



Сайт Сретенской семинарии открывает цикл интервью с московскими духовниками. Беседы со священниками будут проводить семинаристы, затрагивая как интересные темы прошлого, так и современные проблемы и события. Этот цикл открывает интервью с протоиереем Максимом Первозванским — клириком московского храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе и главным редактором православного молодёжного журнала «Наследник». Время стремительно меняется, и современные ребята-семинаристы уже почти ничего не знают о том, какой была Церковь двадцать лет назад. Поэтому мы попросили отца Максима поведать нам о церковной жизни в девяностые годы и о том, какими качествами должен обладать будущий пастырь.


— Здравствуйте, отец Максим. Спасибо за то, что согласились дать интервью для нашего сайта. Хотелось бы поговорить с Вами о том времени, когда Вы только начинали свое служение, и о священстве в целом. Вы пришли в Церковь в конце восьмидесятых. Есть ли разница между Церковью тридцатилетней давности и современной?

— Ну, для начала хочу сказать, что Церковь как была Христовой, так Христовой и остается. Хотя, конечно, в целом атмосфера в ней меняется, и, на мой взгляд, за эти тридцать лет она поменялась достаточно серьезно. Когда я в середине 90-х принимал священный сан, это было очень романтичное время…


— Романтичное время в Церкви?

— И в Церкви тоже. Например, мое церковное послушание, даже еще не пастырское, начиналось с православного образования. Мы совместно с друзьями из общества «Радонеж» создавали православные школы, и нам тогда казалось, что еще каких-нибудь лет десять и образование в России станет полностью православным. Вот мы сейчас третью, двадцатую, сто пятидесятую школу откроем и все вокруг воцерковятся. То есть было такое своего рода неофитское мышление, что мы сейчас все сможем.


— С чем было это связано?

— Вы знаете, неслучайно то время называют вторым Крещением Руси. Ведь в начале девяностых буквально очереди стояли на принятие крещения! Сейчас же совершается несколько крещений в неделю, и это в основном младенцы. Не знаю, как в других местах, но вот у нас в храме за последний год я крестил, наверное, лишь троих или четверых взрослых. А в те годы взрослые люди крестились чуть ли не десятками ежедневно. В некоторых храмах даже сокращали чинопоследование таинства: опускали молитву 8-го дня, омовение мира, пострижение волос, потому что просто не успевали. Очередь от метро стояла! Поэтому, конечно, воодушевление было достаточно сильное. Ну и к тому же мы были молодыми.

Когда я в середине 90-х принимал священный сан, это было очень романтичное время…

С 1991 года я оказался при Новоспасском монастыре под духовным руководством в ту пору архимандрита, ныне покойного архиепископа Алексия (Фролова), а это был человек искренней, глубокой, строгой монашеской жизни. И высокой требовательности, прежде всего к самому себе. Конечно, в моей жизни это тоже сыграло большую роль.


— Можно ли сказать, что священники в ту пору также были более воодушевленными?

— Я сталкивался с разными случаями. Довелось застать еще то поколение — советского духовенства, и там были тоже очень разные люди. Что уж скрывать: встречались и, что называется, требоисполнители, лишенные всякой романтики. Но если говорить в целом, то нельзя не отметить, что в большинстве своем всё же это были священники, от всей души стремящиеся служить Богу. В основном — уже взрослые люди, со светским образованием за плечами, которые обратились ко Христу уже в довольно сознательном возрасте. А они, как правило, обладали особым рвением к духовной жизни и критическим мышлением.


— А как случилось, что Господь призвал Вас к священству?

— К году празднования тысячелетия Крещения Руси в Москве насчитывалось всего около пятидесяти священников. Все они хорошо друг друга знали, все были на виду друг у друга. И с наступлением девяностых, когда народ просто толпами стал креститься, возникла острая необходимость в новых священниках. Тогда настоятели стали присматриваться и отыскивать среди прихожан кандидатов для рукоположения. Когда я пришел в Новоспасский монастырь, то даже не помышлял о священстве. Вначале наместник поручил мне заниматься воскресной школой, и буквально через год отец Алексий, мой духовник, сказал мне подумать о рукоположении. Я к тому времени даже и не мечтал о том, чтобы стать батюшкой.


— Вы уже не работали по специальности?

— У меня был очень небольшой переходный период, когда я совмещал работу в научно-исследовательском институте приборостроения с должностью ответственного секретаря курсов совершенствования православных педагогов. И как только я, уж простите за меркантильность, стал получать зарплату на курсах, так сразу ушел из института. Но, конечно, зарплата была скорее символическая. Это был 1992 год, когда неопределенность в материальном плане стала максимальной. Помню, как в том же Новоспасском монастыре основой рациона была какая-нибудь зеленая чечевица, которую раздавали из гуманитарной помощи. Мы, например, с семьей сажали картошку за Окой. Какое было горе, когда привезли 20 мешков картошки в Москву, а она оказалась зараженной фитофторой. И пришлось ее шпарить кипятком, раскладывать на газетах по всему коридору, чтобы хоть как-то спасти.

Когда я пришел в Новоспасский монастырь, то даже не помышлял о священстве. 

— Расскажите о воскресных школах того периода. Насколько заполненными они были?

— На удивление, к середине девяностых у нас был буквально пик учащихся до трехсот человек. Когда Патриарх Алексий II благословил при каждом храме создавать воскресные школы, то был целый бум среди прихожан. Тогда, конечно, это были воскресные школы не в том виде, в каком они у нас существуют сейчас. Еще до прихода в Новоспасский монастырь я был прихожанином храма Петра и Павла на Яузе, и там служил замечательный священник — отец Аркадий Станько. Он потом стал настоятелем Казанского собора на Красной площади. И вот воскресная школа у него выглядела следующим образом: проходила она не по воскресеньям, а по четвергам после акафиста. Отец Аркадий ставил аналой на амвон и просто начинал читать катехизис. А прихожане стояли и слушали. Вот такие были воскресные школы. Ведь тогда никто и не представлял, что и как делать, не было ни литературы, ни молитвослов, ничего. Что-то такое приобрести можно было только за сумасшедшие деньги. Я помню, как еще в конце восьмидесятых «Лествицу» купил за 50 рублей при зарплате в 100.


— Удивительно. Сейчас такое сложно представить. Если вернуться к тому моменту, когда Вы уже знали, что скоро станете священником, можете вспомнить, какие чувства испытывали? Был ли это некий страх и трепет перед предстоящей хиротонией?

— Странно, но каких-то страхов я особо не испытывал, полностью соответствуя поговорке: «Война веселит юношу и страшит старика». Я был юношей. Поэтому мне всё казалось каким-то простым, что ли?.. К тому же у меня было ощущение, которое меня не покидает до сих пор, что рядом со мной Господь и бояться нечего.

Мне кажется, что вот такое отношение к себе — с самоиронией — очень важно как для молодого, так и для опытного священника

Это был период, когда многие православные люди пытались строить свою жизнь по той же «Лествице», по Авве Дорофею и другим духовным книгам, а я не был исключением. Кстати говоря, именно этот порыв людей сыграл свою роль в таком феномене как «младостарчество». К сожалению, я знаю довольно много случаев, когда люди ломали свою жизнь, доверяя ее совсем не тому, кому следовало, что было очень распространенным явлением, и сейчас этого, к счастью, уже меньше. Удивительно, что многие священники на эту удочку попадали сами. Могу сказать из своего опыта: когда я отслужил уже свой первый год в качестве священника в Новоспасском монастыре, у меня была здоровенная черная борода, и некоторая часть прихожан просто жаждала сделать из меня такого старца. И это был действительно большой соблазн для меня как молодого священника. Это очень сложно преодолеть, я и до сих пор с этим борюсь. Стараюсь никаких указаний, кому и как жить, никогда не давать, только советы, и то, если очень сильно спрашивают. А тогда, в девяностые, многие прихожане были готовы делать все, что скажет батюшка. Был такой запрос со стороны людей, которые только пришли в Церковь и просто не понимали, как им жить духовной жизнью. Они начинали видеть в каждом священнике новых Серафима Саровского или Иоанна Кронштадского.


— Вы затронули очень важную тему. Ведь сейчас, в отличие от того времени, семинарию заканчивают зачастую в достаточно молодом возрасте. Совсем недавно владыка Тихон в своей проповеди предостерег нас, чтобы мы, став священниками, всеми силами старались избегать самонадеянности и гордыни. Что Вы можете здесь посоветовать будущим пастырям?

— Вы знаете, я очень хорошо помню владыку Тихона в те годы, когда он был еще молодым и рыжим иеромонахом, который умел где-то в беседах пошутить, в том числе, и над самим собой. Мы с ним не общались лично, но вот эту его добрую простоту я тогда запомнил, так как неоднократно его видел в Москве на различных церковных мероприятиях. Я видел, что эта веселая простота — не столько его внешняя поза, сколько внутренняя, для самого себя. И мне кажется, что вот такое отношение к себе — с самоиронией — очень важно как для молодого, так и для опытного священника. Умение в какой-то момент над собой пошутить, увидеть свои недостатки и при этом не ужаснуться в собственной гордыне: «Как же я мог?»

Еще хотел бы привести в пример наших греческих братьев. Ведь у них правом исповедовать обладает совсем не каждый священник. Если у нас палица на бедре священника — это, как правило, какая-то награда, за выслугу лет или еще что-то, то в Греции — это отличительный знак духовника.

Что касается личного опыта, то, когда я стал священником, мне мой духовный наставник, отец Алексий, советовал свое мнение никому не навязывать. И я стараюсь этого правила до сих пор придерживаться. Что интересно, я сейчас служу в храме сорока мучеников Севастийских при Новоспасском монастыре, и у нас я — единственный женатый священник, а все остальные — монахи. Так вот, когда ко мне подходят люди с каким-то серьезным вопросом, касающимся молитвы или каких-то духовных переживаний, то я их всегда отправляю к нашим иеромонахам. Точно так же, как и они по каким-то семейным вопросам посылают прихожан ко мне. Мне кажется, это очень важно — понимание, где и на какое место ты поставлен.

Самым главным у человека, желающего встать на путь священства, должно быть желание послужить Богу и крепкая вера. 

Ко всему сказанному, как отец, еще хотел бы добавить [в семье отца Максима 9 детей. — Прим. ред.]. У человека, который имеет опыт воспитания собственных детей, нет иллюзий по поводу собственных способностей в воспитании других людей. Он очень хорошо и остро осознает свою ограниченность в этом. Особенно, когда дети уже вырастают. Вспоминается опыт московского священника Валентина Амфитеатрова. К нему сам отец Иоанн Кронштадтский посылал своих духовных чад, это был настоящий московский старец. Так вот у него старший сын был основателем одной из масонских лож. Поэтому у нас не должно быть иллюзий относительно самих себя.

У меня был очень интересный опыт общения с архимандритом Кириллом (Павловым). Как-то я приехал к нему со своими, как мне казалось, ну очень сложными проблемами. Рассказал ему все то, что меня мучило. Он задал мне только два наводящих вопроса, из которых я сразу смог внутри свои проблемы разрешить. Вот это умение не навязывать свое мнение, а просто обратить внимание на какие-то мелочи и помочь увидеть проблему по-другому — и есть высший пилотаж.


— Отец Максим, чем, на Ваш взгляд, отличается современный семинарист от семинаристов прошлых лет?

— Я учился заочно, поэтому не могу проводить здесь какие-то большие параллели. Могу только сказать, что у нас была колоссальная жажда знаний. Я в семинарию поступил, не готовясь, потому что все те книги, что удавалось достать, я проштудировал еще задолго до поступления.


— Нужно ли священнику, на Ваш взгляд, иметь светское образование?

— Думаю, что священнику это будет только в плюс. Однако, я считаю, что лучше его получать до семинарии, чем после. При этом получать образование, не имея целью его как-то применить в жизни, на мой взгляд, совершенно бессмысленно.


— Какие, на Ваш взгляд, должны быть качества у кандидата в священники?

— Лично у меня внутри очень высокая планка к кандидатам на рукоположение. Поэтому, может быть, даже хорошо, что я этими вопросами не занимаюсь. Своих собственных детей я к священству никогда не подталкивал. Мой второй сын заканчивает через пару лет школу, алтарничает в храме, но мы с матушкой стараемся никак не влиять на его решение о будущем. Но, конечно, самым главным у человека, желающего встать на путь священства, должно быть желание послужить Богу и крепкая вера. Я знаю очень многих замечательных и простых батюшек, не обладающих какими-то суперпознаниями в области наук, но они прекрасно служат на своих приходах и хорошо проповедуют. Главное, что у них есть опыт живой веры, которую они способны передать своим прихожанам.

Важнейшее умение, которое отличает образованного человека, — это умение читать и создавать сложные тексты.

На мой взгляд, священник должен также понимать тех людей, с которыми ему предстоит работать. Нужно набираться опыта. Очень сложно будет священнику, который не понимает, что и как устроено в этой жизни. Как сказал Лао-цзы: «Человек, использующий механизмы, сам становится похожим на механизм и теряет уверенность в побуждении собственного духа». Поэтому, мне кажется, очень важно уметь что-то делать самому: работать в огороде, забивать гвозди, вкручивать шурупы, вешать шторы, строить сарай — все, что угодно.


— Как говорит современная молодежь: «Батюшка должен быть в теме».

— Действительно, так. Он должен понимать, с каким трудом зарабатываются деньги, например. Поэтому хорошо, когда у него есть опыт работы.


— Что бы Вы сказали тем молодым людям, которые никак не могут определиться в своем желании послужить Богу? С одной стороны, им хочется стать иереями Божиими, а с другой стороны, они боятся трудностей, связанных со священническим служением.

— Боящийся не благонадежен для священства. Если ты ищешь служения Христу, то от голода ты не умрешь. Да, может случиться, что шикарной жизнью не заживешь. Что далеко ходить, мои дети и я всю жизнь носим секонд-хенд. Вот я буквально вчера проходил мимо магазина, в котором одежда по килограммам продается. Я не знаком с реалиями жизни в отдаленных епархиях, но про Москву и близлежащие города могу сказать, что приход способен прокормить своего священника. В те же самые девяностые финансовый вопрос был куда острее. Денег не было ни у кого, и о них никто не думал. Я помню одного батюшку, у которого был старенький москвич. Так вот он его прятал во дворе, чтобы прихожане не соблазнялись.


— В завершение разговора что бы Вы пожелали нашим семинаристам?

— Хотелось бы посоветовать быть ближе к людям, изучать жизнь, но не в том смысле, что ходить по барам и дискотекам, а в том, чтобы стремиться к общению с интересными людьми. На мой взгляд, образование именно в этом и состоит. Здесь, в Москве, очень высокая плотность разных интересных мест, событий, людей, и этим нужно пользоваться. Может быть, даже молиться о том, чтобы Господь даровал встречу с людьми, которые повлияют на всю вашу оставшуюся жизнь. Потому что в моей жизни именно так и было. А что касается учебы, хотелось бы вам пожелать не утрачивать те навыки самостоятельной работы, которые сейчас стремительно исчезают среди молодежи. Не пытайтесь списать или перепоручить свою работу кому-нибудь другому. Пишите сами все эти рефераты, сочинения, курсовые работы, которые вам задают. Ведь важнейшее умение, которое отличает образованного человека, — это умение читать и создавать сложные тексты.

Беседовал Алексей Лысенко,

семинарист IV курса бакалавриата

Ключевые слова: Церковь, 1990-е, священство, духовничество, протоиерей Максим Первозванский.

Новости по теме

Как научиться смирению? Пример святителя Филарета Московского Алексей Мигальников Если нас критикует начальник, или член семьи указывают на наши недостатки, или на улице, в метро нас толкнули, обругали — что мы делаем? Всегда ли молимся за обижающих нас, как заповедовал Спаситель? Не чаще ли хотим поскорее оправдаться, указать в ответ на чужие недостатки, сказать последнее слово? А если это не удалось, то не спим, перебирая в мыслях: «Эх, надо было так и так ответить».
Как и зачем воспитывать в себе трезвение? Алексей Сидоров Термин «трезвение» в духовном смысле подразумевает внимательность, сосредоточенность. А как оно связано со смиренномудрием? Зачем нужно в учебе и каким образом студентам воспитать в себе эту добродетель? Рассказывает профессор и преподаватель Сретенской семинарии Алексей Иванович Сидоров.