Кончина императора Александра Павловича в изложении историка Николая Карловича Шильдера

Московская Сретенская  Духовная Академия

Кончина императора Александра Павловича в изложении историка Николая Карловича Шильдера

Олег Стародубцев 5568



Известный столичный историк Н.К. Шильдер (1842-1902) труды которого были благосклонно приняты российским научным сообществом, тщательно изучал историю августейших российских персон конца XVIII - начала XIX века. Исследуя многие, доступные архивные документы Николай Карлович воссоздавал исторические картины отечественной истории, особо уделяя внимание личной переписке монарших особ и дневниковым записям. Постараемся внимательно изучить описанные историком т.н. «таганрогские события» и обстоятельства быстротечной кончины императора Александра I, по изданию А.С. Суворина 1898 г. Н.К. Шильдер. Император Александр Первый его жизнь и царствование Т.IV.

Отъезд императора Александра в Таганрог, для устроения зимнего пребывания с императрицей Елизаветой Алексеевной в сентябре 1825 года не стал неожиданностью для петербургского общества. Однако, место для зимнего пребывания царственной четы вызвало удивление. Так князь П.М. Волконский, отбывший вместе с императором, писал своему другу генерал-адъютанту А.А. Закревскому: «как доктора могли избрать такое место, как бы в России других мест лучше нет»[1]. Отметим одну историческую деталь подмеченную Н. Шильдером о том, что столичные доктора указывали на Италию, Францию и только как последний вариант рекомендовали южную Россию, но и это только со слов историка[2].   

Перед своим отъездом Александр поручил привести в порядок все бумаги в своем кабинете князю А.Н. Голицыну. Интересен диалог состоявшийся между императором и князем, в котором князь желал Александру  «возвращения в  столицу в полном здравии» и обратил внимание на то, что при длительном отсутствии в столице императора надо позаботится о обнародовании акта о престолонаследии так как «может родится опасность в случае внезапного несчастия»[3]. Данный эпизод надо отметить как весьма примечательный. Император Александр обладал достаточно крепким здоровьем и ему не было еще пятидесяти лет, в Таганрог он ехал из-за болезненного состояния своей супруги. Второй момент диалога выглядит не менее странным в том, что долгое отсутствие императора в столице было делом привычным для его царствования и о каком «внезапном несчастии» фактически пророчески предупреждает А.Н. Голицын, который был в числе всего трех человек, давно знавший о подписанном акте престолонаследия в пользу Николая Павловича?

После отъезда императора, особо отмечает то, что в столице ситуация становится крайне неспокойной

Н. Шильдер достаточно подробно излагает еще один исторический момент при отъезде императора из Петербурга, а в частности, посещение Александро-Невской лавры. Само посещение монастыря и молебен у мощей св. блгв. кн. Александра Невского можно считать событием обыденным и традиционным для уклада жизни того времени, ели не брать во внимание ночное время. Необъяснима остается инициатива принимавшего в лавре императора митрополита Серафима (Глаголевского), который предложил Александру посетить келию схимника Алексея (Шестакова). Император торопился, но от предложения не отказался. При посещении келии императору было показано ложе схимника – черный гроб со всем необходимым для погребения. Кроме того историк описывает как была убран данное помещение: «… пол и все стены до половины были  обиты черным сукном» – подобное декоративное оформление может вызвать и сегодня много вопросов по нарочитому убранству монашеского жилья[4]. Как повествует Н. Шильдер на императора это произвело сильное душевное впечатление. Кроме того, схимник обратился к императору со словами назидания которые заканчивались следующим: "... Ты – государь наш и должен быть над нравами. Ты – сын православныя церкви и должен любить, и охранять ее. Так хощет Господь Бог наш"[5]. Данный исторический эпизод, если он имел место, а не был приписан уже позже, выглядит достаточно странно. Митрополит Серафим сам был противником всевозможных мистических и масонских сообществ в столице, при этом он знал о склонности императора ко всевозможным мистическим воззрениям. Возникает закономерный вопрос, для чего понадобилось сие самоиницированное действие, или что оно должно было предварять? Надо полагать –  смерть императора.

В Таганрог императора сопровождала небольшая свита из 16-и человек. Сред прочих в свите был баронет Яков Васильевич Виллиелейб-хирург, который в свое время подписал акт о смерти императора Павла и лейб-хирург Д.К. Тарасов.

По прибытии в Таганрог император лично занимался делами устроения своего жилья, расставлял мебель и развешивал картины. В выделенном для проживания царственной четы просторном доме, было много комнат, большая часть которых (8) были предназначены для императрицы и лишь две предназначались для императора. Данное обстоятельство указывает на то, что император предусмотрительно готовил жилье для длительного пребывания императрицы, а сам по сути, надолго задерживаться в данном месте не планировал. Вопрос в другом. Все канцелярские дела, формально, в Петербурге были приведены в порядок и в этом случае куда планировал еще отбыть Александр?

Н. Шильдер, последовательно излагая ход событий, после отъезда императора, особо отмечает то, что в столице ситуация становится крайне неспокойной. Связанно это было с убийством приближенной особы графа А.А. Аракчеева, который после этих событий «сильно расхворался» (со слов самого Аракчеева из письма к императору) и фактически отошел от всех дел, возложенных на него императором. Впрочем этот факт никак не изменил планов императора Александра и он посещает ряд городов на юге России, оставив прибывшую императрицу в Таганроге[6].

Перед отправлением в новую поездку следует обратить внимание вновь на одну деталь, описанную Н. Шильдером. В частности, он описывает как в дневное время в кабинете императора стало очень темно, из-за внезапной тучи и последний попросил камердинера Анисимова принести зажженные свечи. Но вскоре вновь появилось солнце и принесенные свечи уже были неуместны. Камердинер решил унести свечи чем вызвал удивление императора. В свою очередь Анисимов отвечал: «На Руси считается худой приметой – сидеть при свечах днем: могут подумать, что лежит покойник»[7]. Данный факт, если он действительно имел место, в последствии будет еще раз упомянут в ходе таганрогских событий.

В Крым Александр отправляется 20 октября, цель поездки так и не просматривается в официальном изложении историка. Во все дни поездки можно было видеть вполне здорового и полного сил мужчину, который с большим интересом проделывал многокилометровые походы и не знал устали. Пожалуй, только один факт необходимо отметить. Как повествует историк, 27 октября при посещении Георгиевского монастыря император простудился[8]. Далее о простуде не вспоминали, а 29 октября император попросил лейб-хирурга Д.К. Тарасова приготовить отвар из риса, который он пил  в январе 1824 года во время «горячки рожею на ноге»[9]. По свидетельству все того же Тарасова император выглядел совершенно здоровым и не жаловался на свое самочувствие.

Несколько неожиданно, находясь уже в Мариуполе, 4 ноября император вызывал вечером к себе лейб-хирурга Я.В. Виллие, который осмотрев Александра поставил диагноз «развитие лихорадочного сильного пароксизма»[10]. По свидетельству второго врача находившегося в сопровождении императора Д.К. Тарасова, эта ситуация очень обеспокоила Виллие, который «казалось потерял свое практическое присутствие духа». Но! Все что он сделал для императора – дал ему крепкого пунша с ромом. Противоречие исторических фактов в этом эпизоде вполне можно усмотреть с нескольких позиций. В первую очередь, что могло так сильно смутить опытного лейб-хирурга Виллие и почему он в этом случае не провел консилиум с не менее опытным лейб-хирургом Тарасовым? Во-вторых, если положение императора вызывало серьезное опасение, почему лечение фактически не велось, а ограничилось простейшим противовоспалительным средством? В-третьих, из контекста повествования видно, что Д.К. Тарасов был в курсе этих событий, но никакого деятельного участия в лечении не принял, а лишь оставил запись в личном дневнике[11]? Но кроме всего сказанного, в этой ситуации, открытой остается деталь, зафиксированная   Н. Шильдером: за день до своей болезни император во время обеда сам начал разговор о «хинной соли», которую в тот период обширно применяли в профилактике и лечении лихорадки. Александр справился о наличии таковой в дорожной аптеке и даже соизволил попробовать последнюю[12]. Если Я.В. Виллие фактически констатировал первые признаки лихорадки, как он предположил на тот момент, почему это лекарственное средство не было использовано в качестве профилактики, этот вопрос остается открытым.

«Уже с 8-го ноября я замечаю, что его занимает и смущает его ум что-то другое, чем мысль о выздоровлении»

Император Александр 5 ноября возвращается в Таганрог. Никаких сведений и дневниковых записей от врачей из свиты государя историк не упоминает. Единственное, что приводится в историческом контексте это вопрос князя П.М. Волконского о самочувствии самодержца. Здесь примечателен уже упоминавшийся случай с зажжёнными свечами. Император вновь начинает разговор с камердинером Анисимовым о событиях двухнедельной давности и говорит, что он «очень не здоров»[13]. Возможно это проявилась некая черта характера императора, склонного ко всякому роду мистическим знакам или желание убедить в своей болезни окружающих. Но отметим, от предложенных лекарств император отказался и много времени провел в покоях императрицы.

Только 6 ноября после настояния Я.В. Виллие император принял «слабительные пилюли» от которых, как повествует историк, ему стало значительно легче, впрочем, как пишет в своих дневниках Д.К. Тарасов эти пилюли Виллие давал августейшему пациенту всегда «не прибегая  к другим средствам, которые были не нужны при мужественном и сильном телосложении государя»[14].

В своих дневниковых записях Я.В. Виллие не может определится какая именно лихорадка преследует императора. Фактически происходит следующее, Виллие не проводя консилиума, не ведет никакого оперативного лечения, а ограничивается тем, что всегда как-то помогало императору. Только 8 ноября в своем дневнике Виллие определяется с диагнозом: «Это лихорадка, очевидно,  febrisgastricabiliosa (желудочно-кишечное воспаление)»[15].

К двум личным врачам императора был прислан лейб-медик императрицы К.К. Стофреген, но от назначения врачей Александр отказался[16].

Девятого ноября император разрешает князю П.М. Волконскому написать письмо вдовствующей императрице Марии Фёдоровне и указать на физическое недомогание, однако письмо просит датировать 6 ноября. Одиннадцатого ноября подобное письмо было отправлено цесаревичу Константину Павловичу в Варшаву. Труднообъяснимым является смена числа в письме матери, но вот второе письмо выглядит еще более странным. Император оставил завещание не в пользу Константина, а в пользу Николая. Константин Павлович об этом знал и все было сделано с его согласия, при этом Николай Павлович пребывал в неведении, как о существовании завещания, так и о болезни императора. Двенадцатого ноября письмо на имя цесаревича Константина Павловича было направлено генерал-адъютантом графом И.И. Дибич, которое пришло к нему как раз в день кончины императора. В своем ответном письме цесаревич «не скрывал овладевшего им тяжкого предчувствия» сложившейся ситуацией, но выехать из Варшавы не захотел[17].

По записям Я.В. Виллие с 10 по 13 ноября состояние императора становится все хуже, при этом назначения врачей он не принимает. Интересная и неоднозначная запись сделана Виллие в своем дневнике: «Уже с 8-го ноября я замечаю, что его занимает и смущает его ум что-то другое, чем мысль о выздоровлении»[18]. Повествуя о душевном беспокойстве Александра, Н.К. Шильдер однозначно видит причину последнего в нестроениях в Петербурге и в подтверждения своих слов цитирует письмо от 27 октября присланное А.А. Аракчеевым[19]. Однако стоит отметить. Письмо пришло, но нет сведений о том читал ли его император и отвечал ли на него. Стоит вспомнить письмо отправленное Аракчееву императором от 4 октября по поводу всех нестроений, в котором можно увидеть не беспокойство императора всем происходящим в столице, а некую отрешенность и даже равнодушие во всему происходящему. Тогда из чего следует уверенность историка, что именно это донесение так волновало императора Александра? Вопрос остался открытым.

Историк далее повествует о том, что с 14 ноября самочувствие императора ухудшается. Достаточно интересные наблюдения остались в дневниковых записях врачей, которые, впрочем, больше напоминают смутную неразбериху, единственное, что отмечают все, это то, что лекарства император принимать отказывался. Вот, что отметил в дневнике Я.В. Виллие после отказа в приеме лекарств: «Ступайте прочь – сказал император – я заплакал… Надеюсь вы на меня за это не сердитесь. У меня свои причины так действовать»[20]. Достаточно сложно поверить в то, что почти шестидесятилетний и опытнейший врач участвовавший во всех войнах александровского времени, «заплакал», или это почти пророческое событие было вписано в дневники уже в более позднее время, чтобы придать полновесность и правдивость всей таганрогский истории?

Князь П.М. Волконский возложил обязанности по бальзамированию тела на Д.К. Тарасова, опытного врача. Но тот отказался и объяснил это тем, что «из сыновнего чувства и благоговения к  императору, не мог принять на себя такие обязанности»

Далее читаем дневниковые записи лейб-хирурга Д.К. Тарасова которые приводит Н.К. Шильдер. Тарасов пишет, что его призвал сам император, чего ранее не делал (вспомним об отваре из риса) и после первого беглого осмотра он записал в своем дневнике: «…я был поражен его положением, и какое-то бессознательное предчувствие произвело решительный приговор в душе моей, что император не выздоровеет, и мы должны его лишиться»[21]. Пожалуй, и эту «пророческую» запись, очевидно более позднего происхождения, можно подвергнуть серьезной критике.

После советов Я.В. Виллие императрица просила Александра приступить к таинству Причастия. Для этого был призван соборный протоиерей Алексей Федотов. 15 ноября перед началом исповеди император твердо сказал священнику: «Я хочу  исповедоваться и причаститься Св. Тайн; прошу исповедовать меня не как императора, но как простого мирянина»[22]. После более чем часовой исповеди и причастия Св. Тайн император обращаясь к врачам сказал: « …употребите ваши  средства, какие вы находите  для меня нужными»[23].

Врачи приступили ко всему комплексу доступного в те времена лечения. Казалось к 17 ноября появилась некая надежда на улучшение самочувствия императора, но дневниковые записи врачей говорят о неуклонном ухудшении здоровья августейшей особы. Император Александр скоропостижно скончался 19 ноября в 10 часов 50 минут.

20 ноября в 7 часов вечера, через 30 часов после кончины (!) приступили к  вскрытию тела почившего императора в присутствии генерал-адъютанта А.И. Чернышова[24]. Кстати, последний не был в первоначальной свите сопровождавшей императора в Таганрог, а появился буквально накануне. Н.К. Шильдер нарочито отмечает, что акт вскрытия подписали девять докторов и скрупулёзно перечисляет их фамилии и титулы. При этом первым в акте стоит фамилия младшего лекаря Яковлева и только последняя лейб-медика Я.В. Виллие. Заканчивается акт  подписью А.И. Чернышова: «Видел описанные медиками признаки и при вскрытии тела  его императорского величества государя императора Александра Павловича находился»[25]. Однако из представленного документа не следует кто именно проводил вскрытие и, кто просто подписал готовое заключение. Хотя сам документ выглядит весьма убедительно.

Следующий исторический момент следует отметить особо. Князь П.М. Волконский возложил обязанности по бальзамированию тела на Д.К. Тарасова, опытного врача. Но тот отказался и объяснил это тем, что «из сыновнего чувства и благоговения к  императору, не мог принять на себя такие обязанности»[26]. Интересная историческая деталь, во вскрытии тела императора он участвует или просто ставит свою подпись, а вот от бальзамирования отказывается «из сыновнего чувства». Фактически трое столичных врачей (Я.В. Виллие, Д.К. Тарасов, К.К. Стофреген) из августейшей свиты уклоняются от бальзамирования мертвенного тела государя. Бальзамирование проводят врачи: Э.И. Рейнгольд, Добберт (из свиты императрицы), Лакиер и Васильев (из местных). Этот факт нельзя оставить незамеченным.

Далее Н.К. Шильдер приводит один интересный документ, который можно рассматривать и с точки зрения фактологической информации и точки зрения медицины, однако ограничимся первым. Историк приводит воспоминания некого Н.И. Шенига служившего в то время по квартирмейстерской части и, по его словам, присутствовавшего при бальзамировании тела императора, правда так и осталось неизвестным, почему сей офицер низкого чина был допущен в дом императора. Из его воспоминаний интересна следующая деталь: «Череп на голове был уже приложен, при мне натягивали кожу с волосами, чем немного изменилось выражение черт лица»[27]. Далее в воспоминаниях делается акцент на необыкновенной белизне кожи и среди прочего отмечается, что из дома все разбежались, а императрица съехала в покои к Шихматова. Вырисовывается некая картина, того, что придворные врачи, князь П.М. Волконский и граф И.И. Дибич потеряли всякий интерес к происходящему и даже отсутствовали камердинеры. Еще один интересный исторически факт подмеченный в воспоминаниях Н.И. Шенига: «Жар в комнате доходил до 18 градусов и более; все двери и окна были заперты, и кроме того горели три большие церковные свечи»[28]. Достаточно странным выглядит подобная ситуация с помещением, в котором находится только, что набальзамированное тело. Может подобный климат в тот момент был нужен для скорейшего изменения внешних черт покойного? Следующее из воспоминаний Шенига выглядит более чем странно и вызывает соответствующие вопросы: «На второй день, подняв кисею для примочки лица, я дал заметить Добберту, что клочок галстука торчит из-под воротника государя. Он потянул и к ужасу увидел, что это кожа. Лицо начало совершенно чернеть»[29]. О необратимых процессах после бальзамирования, 7 декабря писал князь П.М. Волконский «все почернело, и даже черты лица покойного совсем изменились»[30]. Здесь можно привести слова Д.К. Тарасова, не участвовавшего в бальзамировании, что по прибытии 8 марта 1826 года тела в Царское Село «тело императора и форма лица были совершенно сохранены»[31].  Хотя сам Тарасов утверждал, что он вскрывал гроб императора еще 1 марта[32]. Где в этих воспоминаниях можно увидеть историческую правду остается только гадать?

Дальнейшие манипуляции с телом покойного выглядят не менее странными, и все указывают на то, что тело нужно было сохранить, но в определенной условной форме. Деликатно в воспоминаниях Н.И. Шенига указывается на то, что возможно врачи «были не привычны к этому делу» вопросов остается достаточно много. Стоит вспомнить историю смерти императора Петра и его бальзамирование бывшее ровно столетие назад и до своего погребения в 1733 году в Петропавловском соборе было сохранено в весьма хорошем виде.

Подводя некий итог, историк приводит письмо князя Волконского к генерал-адъютанту А.А. Закревскому в котором он, сетуя на все происходящее в Таганроге и смерть императора всю вину возлагает на графа А.А. Аракчеева, в свою очередь Закревский соглашается с таким мнением. При этом переписка этих высокопоставленных должностных лиц не столь проста, а требует особого, тщательного исследования.

23 декабря тело императора Александра было перенесено в собор Александровского греческого монастыря, где находилось до 10 января 1826 года

Из хода исторического повествования всех этих событий ускользнуло одно важное действие которое безусловно имело место, а в частности снятие посмертной маски императора. Маска с лица императора Александра существует, и она безусловно подлинная, а вот кто и когда ее снимал в официальных хрониках не упоминается, что вновь вызывает вопросы. Так же отсутствует еще один важный исторический документ – посмертный рисунок или живописное изображение усопшего.  Изготовление коих было обязательным условием церемониала тех времен и было важным историческим документом.  Об этих двух деталях историк даже не упоминает, хотя с его же слов тело усопшего императора подверглось вскрытию через значительный промежуток времени и две эти важные погребальные традиции вполне могли быть исполнены и, следовательно, зафиксированы в документах.

Далее, по ходу исторических событий, произошедших после смерти императора Александра все действия, перемещаются в столицу и об усопшем императоре просто не вспоминали. Только 15 декабря после известных событий на Сенатской площади Николай Павлович дает первые распоряжения князю П.М. Волконскому об останках усопшего императора, которые, впрочем, были крайне туманные[33].

23 декабря тело императора Александра было перенесено в собор Александровского греческого монастыря, где находилось до 10 января 1826 года[34]. Князь Волконский в своем письме Николаю Павловичу от 4 января 1826 года сетует на то, что из Петербурга не прибыли ответственные лица для сопровождения тела усопшего императора и по просьбе императрицы Елизаветы Алексеевны все попечение о перевозке тела возложено на графа В.В. Орлова-Денисова[35]. В сопровождение был включен и Д.К. Тарасов для осмотра тела усопшего. По его словам за весь путь гроб вскрывали пять раз, хотя в иных воспоминаниях Тарасов указывает только три вскрытия[36]. Интересна еще одна деталь, записанная Тарасовым. В частности он пишет о том, что при повышении дневных температур под гроб императора  ставили ящик со льдом нашатырем и поваренной солью[37]. Трудно объяснить эту процедуру хотя бы в силу того, что была зима, тело было уже бальзамировано и как свидетельствовал сам Тарасов - весьма хорошо.

26 февраля до прибытия «печального шествия» в Царское Село Николай Павлович поручает Я.В. Виллие вновь осмотреть тело усопшего. Исполнив поручение, в своей записке на имя Николая Павловича последний пишет о хорошей сохранности тела почившего, и он «не будет предпринимать никаких мер предосторожностей» до прибытия в Царское Село[38].

28 февраля процессия прибыла в Царское Село.

Здесь вновь интересны воспоминания Д.К. Тарасова, который фактически утверждает, что 1 марта в присутствии князя А.Н. Голицына, графа В.В. Орлова-Денисова и камердинера покойного императора Завитаева он первым вскрыл гроб императора[39]. Возникает закономерный вопрос куда вновь исчезает Я.В. Виллие?

По свидетельству Н.К. Шильдера с покойным пришли проститься только члены императорской фамилии и это закономерно, но далее историк пишет о Прусском генерале Герлахе который оставил в своем дневнике запись о том, что при вскрытии гроба присутствовал принц Вильгельм, который «был глубоко потрясен видом усопшего императора»[40]. Почему последний оказался при открытом гробе императора осталось не ясным в повествовании историка.

6 марта траурное шествие прибыло в Петербург. Закрытый гроб был поставлен в Казанском кафедральном соборе для прощания всех желающих.

13 Марта после отпевания прах императора Александра был предан земле в соборе Петропавловской крепости. Историк не упоминает о том, был ли открыт гроб при отпевании, а это было важным условием, о котором вопрошал князь Волконский в своем письме от 7 декабря 1825 года на имя Г.И. Вилламова.

Внимательно проанализировав все т.н. «таганрогские события», изложенные историком Н.К. Шильдером возникает больше вопросов, чем ответов.

Очевидно, историк восстанавливает (создает некую реконструкцию) фактически официальной версии скоротечной болезни и смерти императора Александра Павловича. Но, сопоставляя объем документов, описывающий эти таганрогские события с иными историческими документами в этом же издании, совершенно очевидно, что они дозированы и минимальны. В основном, все построено на дневниковых записях, которые с большей вероятностью были выполнены в более позднее время, многие детали которых очевидно разнятся.

Фактически, исследования Н.К. Шильдера было первым историческим и официальным документом, который должен был расставить все на свои места, но представленный материал лишь подогрел интерес к «таганрогским событиям» Отечественной истории.

Ключевые слова: Н.К. Шильдер, император Александр, императрица, князь П.М. Волконский, лейб-хирург Я.В. Виллие, лейб-хирург Д.К. Тарасов, Таганрог.



[1] Шильдер Н.К. Император Александр Первый его жизнь и царствование. Т. IV. СПб.: Издание Суворина, 1898. С. 349.

[2] Там же. С. 349.

[3] Там же. С. 350.

[4] Там же. С. 353.

[5] Там же. С. 354.

[6] Там же. С. 367.

[7] Там же. С. 368.

[8] Там же.  С. 370.

[9] Там же. С. 371.

[10] Там же. С. 373.

[11] Там же. С. 373.

[12] Там же. С. 372.

[13] Там же. С. 374.

[14] Там же. С. 375.

[15] Там же. С. 375.

[16] Там же. С. 376.

[17] Там же. С. 397.

[18] Там же. С. 377.

[19] Там же. С. 378.

[20] Там же. С. 379.

[21] Там же. С. 380.

[22] Там же. С. 382.

[23] Там же. С. 382.

[24] Там же. С. 389.

[25] Там же. С. 390.

[26] Там же. С.  390.

[27] Там же. С. 391.

[28] Там же. С. 391.

[29] Там же. С. 392.

[30] Там же. С. 441.

[31] Там же. С. 390.

[32] Там же. С. 438.

[33] Там же. С. 429.

[34] Там же. С. 433.

[35] Там же. С. 435.

[36] Там же. С. 435.

[37] Там же. С.436.

[38] Там же. С. 438.

[39] Там же. С. 439.

[40] Там же. С. 440.


Новости по теме

ЛЕКЦИЯ 25. ИСТОРИЯ ЗАПАДНОРУССКОЙ (ЛИТОВСКОЙ) МИТРОПОЛИИ Православные просветительские курсы Петрушко Владислав 25-я лекция «История западнорусской (Литовской) митрополии» в рамках Православных просветительских курсов «ПРАВОСЛАВИЕ», проводимых Сретенским монастырем и Сретенской духовной семинарией, была прочитана Владиславом Игоревичем Петрушко, профессором, кандидатом исторических наук, доктором церковной истории. После лекции В. И. Петрушко ответил на вопросы собравшихся.