Становление святителя Игнатия как духовного руководителя

Московская Сретенская  Духовная Академия

Становление святителя Игнатия как духовного руководителя

Священник Павел Миронов 13629



Для того чтобы стать опытным руководителем, всегда нужно пройти определенную школу жизни и получить опыт общения с мудрыми людьми. Так и святитель Игнатий в начале своего становления обращался за советом и искал ответы на внутренние душевные вопросы, проходил послушания и наблюдал за собой, что впоследствии сильно повлияло на его личные качества, помогло видеть внутренние тяготы человека и находить нужные слова утешения.

Содержание:

  • Поиск духовника святителем Игнатием
  • Святитель Игнатий как духовный наставник


  • Поиск духовника святителем Игнатием

    Всегда, когда человек начинает духовную жизнь с определенной целью, это обыкновенно сопровождается внутренней бранью помыслов. Эта брань бывает столь сильна, что противостоять ей собственными усилиями нет никакой возможности — нужна непременно посторонняя помощь. Человек, настроенный непременно встать на путь духовной жизни, невольно начинает искать себе единомысленное общество, чтобы кому-нибудь можно было открыть свое душевное состояние, услышать ободрительное слово или получить наставление духовно опытного человека. В таком положении и находился в юные годы святитель Игнатий, когда, ходя в военном мундире, чувствовал потребность в откровении своих помыслов. И именно в эти годы ему пришлось испытать трудности на пути нахождения духовного наставника.

    Набожный юноша не довольствовался годичным приступанием к таинству Св. Причащения, он нуждался в более частом подкреплении себя этой духовной пищей. Для этого он обратился к законоучителю училища, протоиерею Алексию Малову. И этот выбор имел самые скорбные последствия. Исповедуясь, он сказал духовнику, что борим множеством греховных помыслов. Духовник же понял исповедь по-своему, заподозрив воспитанника в преступных политических замыслах, и счел себя обязанным довести об этом до сведения начальника училища. Он же будучи лютеранином по вере, совершенно не понимавшим русского языка, призвав Брянчанинова, подверг его строгому допросу: в чем именно заключаются его замыслы, которые он сам назвал преступными или греховными. И ему немалого труда стоило пояснить различие между преступными замыслами и греховными помыслами. Но при этом аскетические понятия все же не были вразумительны для лютеранина, и на юного подвижника была наброшена тень подозрения. За Брянчаниновым стали следить. Как видно, неудачный выбор духовника имел крайне неблагоприятные последствия: юноша заболел, и, по словам о. Михаила Чихачева, его близкого друга, никогда уже после этого не оправлялся.

    Тесная дружба с иноками имела свои плоды, так как Димитрий Александрович, как звали святителя Игнатия в миру, сделался совершенным аскетом по душе и читал творения св. отцов, преимущественно подвижнического содержания.

    После этой столь тяжелой исповеди для Брянчанинова яснее обнаружилось, что надо искать другого духовника, более соответствующего его настроению и духовным устремлениям. Он обратился к инокам Валаамского подворья, стал ходить туда каждую субботу и воскресенье для Исповеди и Св. Причащения. Наученный же тяжелым опытом, старался делать это скрытно от училищного начальства. В этом святом деле к нему присоединился и выше упомянутый его друг Михаил Чихачев.

    Иноки Валаамского подворья с любовью принимали молодых людей, потому что видели в них искреннее стремление к Богу и желание идти путем духовного подвига, но будучи людьми без научного образования, и по преимуществу ограничивавшиеся внешним подвигом, не могли удовлетворить вполне их духовных потребностей. Поэтому они посоветовали молодым людям обращаться за душеназиданием к инокам Невской Лавры. Там в это время пребывали некоторые ученики старцев о. Феодора и о. Леонида, которые были опытными руководителями в духовной жизни и к тому же получивших монашеское образование. Молодые люди стали ходить к этим инокам. Через них познакомились они и с лаврским духовником о. Афанасием, который своим любвеобильным обхождением заставил их забыть неприятное впечатление, произведенное неопытностью первого духовника. Молодые люди радовались, нашедши себе истинных наставников, вполне понимавших их духовные нужды и которые могли вести их по пути духовного совершенствования. Они усугубили свою ревность к подвигам благочестия, участили свои посещения к инокам, услаждались богослужением Лавры, которое производило на них большое впечатление, потому что было величественнее и продолжительнее, чем на подворье. Они совещались с иноками как с духовными отцами обо всем, что касается внутреннего монашеского делания. Исповедовали помыслы, учились, как охранять себя от страстей, греховных навыков и, главное, как стяжать в себе навыки духовной жизни, соединивших бы их со Христом, к которому они устремились всем своим существом. Такая тесная дружба с иноками имела и свои плоды, так как Димитрий Александрович, как звали святителя Игнатия в миру, сделался совершенным аскетом по душе и читал творения св. отцов, преимущественно подвижнического содержания. И после прочтения которых еще более углублялся в самосозерцание и видимо охладел к светскому обществу.

    Душа его жаждала особых подвигов, которые бы совершались лишь пред Очами Божиими.

    В своем «Плаче» так говорит он о себе: «Предстали взорам уже грани знаний человеческих в высших окончательных науках. Пришедши к граням этим, я спрашивал у наук: что вы даете в собственность человеку? Человек вечен, и собственность его должна быть вечна. Покажите мне эту вечную собственность, это богатство верное, которое я мог бы взять с собою за пределы гроба! Науки молчали. За удовлетворительным ответом, за ответом существенно нужным, жизненным обращаюсь к вере. Но где ты скрываешься, вера истинная и святая? Я не мог тебя признать в фанатизме, который не был запечатлен евангельской кротостью, он дышал разгорячением и превозношением! Я не мог тебя признать в учении своевольном, отделяющемся от Церкви, составляющем свою новую систему, суетно и кичливо провозглашающем обретение новой истинной веры христианской чрез семнадцать столетий по воплощении Бога-Слова. Ах! В каком тягостном недоумении плавала душа моя!.. И начал я часто, со слезами умолять Бога, чтобы Он не предал меня в жертву заблуждению, чтоб указал мне правый путь, по которому я мог бы направить к Нему невидимое шествие умом и сердцем. Внезапно предстает мне мысль... сердце к ней, как в объятия друга. Эта мысль внушала изучить веру в источниках — в писаниях святых отцов. “Их святость, — говорила она мне, — ручается за их верность: их избери себе в руководители”. Повинуюсь. Нахожу способ получать сочинения святых угодников Божиих, с жаждою начинаю читать их, глубоко исследовать. Прочитав одних, берусь за других, читаю, перечитываю, изучаю. Что прежде всего поразило меня в писаниях отцов Православной Церкви? Это их согласие, согласие чудное, величественное... Какое между прочим учение нахожу в них? Нахожу учение, повторенное всеми отцами: учение, что единственный путь к спасению — последование неуклонное наставлениям святых отцов. “Видел ли ты, — говорят они, — кого, прельщенного лжеучением, погибшего от неправильного избрания подвигов? Знай: он последовал себе, своему разуму, своим мнениям, а не учению отцов”, из которого составляется догматическое и нравственное предание Церкви... Мысль эта была для меня первым пристанищем в стране истины. Здесь душа моя нашла отдохновение от волнения и ветров. Мысль благая, спасительная! Мысль — дар бесценный всеблагого Бога, хотящего всем человекам спастись и прийти в познание истины! Эта мысль сделалась камнем основным для духовного созидания души моей! Эта мысль сделалась моею звездою путеводительницею! Она начала постоянно освещать для меня многотрудный и многоскорбный, тесный, невидимый путь ума и сердца к Богу. Бог, Сам Бог мыслию благою уже отделил меня от суетного мира. Я жил посреди мира, но не был на общем широком, углажденном пути. Мысль благая повела меня отдельною стезею к живым прохладным источникам вод, по странам плодоносным, по местности живописной, но часто дикой, опасной, пересеченной пропастями, крайне уединенной. По ней редко странствует путник. Чтение отцов с полною ясностью убедило меня, что спасение в недрах Российской Церкви несомненно, чего лишены вероисповедания Западной Европы как не сохранившие в целости ни догматического, ни нравственного учения первенствующей Церкви Христовой. Оно открыло мне, что сделал Христос для человечества, в чем состоит падение человека, почему необходим Искупитель, в чем заключается спасение, доставленное и доставляемое Искупителем. Оно твердило мне: должно развить, ощутить, увидеть в себе спасение, без чего вера во Христа — мертва, а христианство — слово и наименование без осуществления его! Оно научило меня смотреть на вечность как на вечность, пред которою ничтожна и тысячелетняя земная жизнь, не только наша, измеряемая каким-нибудь полустолетием. Оно научило меня, что жизнь земную должно проводить в приготовлении к вечности, как в преддвериях приготовляются ко входу в великолепные царские чертоги. Оно показало мне, что все земные занятия, наслаждения, почести, преимущества — пустые игрушки, которыми играют и в которые проигрывают блаженство вечности взрослые дети»[1].

    Так под руководством истинных духовных наставников, а главное под руководством святоотеческих творений, укреплялось в будущем святителе стремление к иноческой жизни. И это было искреннее желание, чуждое всяких расчетов. Оно было наполнено чувством святой любви к Богу, которая только одна способна с такой силой овладеть всем существом человеческим, что никакие препятствия не в силах преодолеть ее. Cвятитель Игнатий об этом времени писал так: «Охладело сердце к миру, к его служениям, к его великому, к его сладостному! Я решился оставить мир, жизнь земную посвятить для познания Христа, для усвоения Христу»[2].

    Иночество по учению и примерам святых отцов, преимущественно египетских, было с детства заветной его мыслью.

    В это же время по особому Промыслу Божию, довелось ему свидеться с великим старцем подвижником, иеромонахом Леонидом, который славился своей мудростью и духовной жизнью. И беседа с ним произвела на юного подвижника сильное впечатление, так что уже после первой беседы он стал духовным сыном старца. О. Леонид явился тем человеком, который содействовал разрыву юного Брянчанинова с миром. Он увлек его за собою силой своего духа. Его отличала духовная мудрость, святость жизни и опытность в монашеском подвиге. Под его руководством были воспитаны истинные подвижники благочестия и наставники иночества.

    Итак, поступив в монастырь, Димитрий Александрович всей душой предался старцу о. Леониду в духовное руководство. Эти отношения отличались искренностью, прямотой, можно сказать, были подобием древнего послушничества, которое ничего не решалось сделать без ведома или позволения наставника. Всякое движение внутренней жизни происходит под непосредственным наблюдением старца. Ежедневная исповедь помыслов дает возможность тщательно наблюдать за собой. Опытный взор старца духовника обнаруживал самые сокровенные тайники души, указывал гнездящиеся там страсти и таким образом, удивительно способствовал самонаблюдению.

    Такой род начального подвижничества, даже в древнее время, когда духовными старцами обиловали пустыни и монастыри, был уделом немногих послушников. Во времена же святителя Игнатия он встречался еще реже, в силу огромного оскудения духовных руководителей, на что, как мы увидим, будет указывать в своих трудах сам святитель. Старец не ленился делать замечания своему юному послушнику, вел его путем внешнего и внутреннего смирения, обучал деятельной жизни. Старец поступал как нелицемерный наставник, в духе истинного монашества, по примерам св. отцов он постоянно подвергал своего ученика испытаниям, которые были по душе молодому послушнику. Но всяким испытаниям есть мера, свыше которой они утрачивают свою духовную сторону, остаются при одной внешности. Старец в таком случае должен обладать той силой, которая бы могла помочь послушнику нести то бремя испытаний, которые на него возлагаются. Так как тщательное воспитание послушника требует обращать внимание и на физическое состоянием воспитываемого. Все же это не соблюдалось при испытаниях юного подвижника Дмитрия Александровича Брянчанинова. И спустя год первая горячность, с какой юноша предался в руководство старца, стала остывать. К этому присоединилось недовольство его старцем. Некоторые поступки старца казались ему не согласными с учением св. отцов, а также о. Леонид не мог удовлетворительно отвечать на все его вопросы, разрешать все его недоумения. Скорее всего, эти вопросы касались более возвышенных сторон духовной жизни, которая в каждом подвижнике представляет свои особенности, а потому неудивительно, что о. Леонид, при всей своей мудрости духовной, не мог удовлетворить такие вопросы.

    Примеры такой неудовлетворительности существовали и раньше. Их можно встретить в отеческих писаниях, таких как, например, «Руководство к духовной жизни» преподобных Варсонофия и Иоанна. В ответе 501 мы читаем: «Если какой брат, живя со старцем, будет угнетаться помыслами по причине неудовлетворительности ответов старца, то он должен обратиться к другому старцу за разрешением, если не без ведома, то с согласия своего старца, и не должен соблазняться на своего, что тот не имеет такого дарования духовного; если же брат не имеет возможности вопросить и другого старца, то пусть потерпит, моля Бога помочь ему»[3]

    Будучи уже на покое в Николо-Бабаевском монастыре в откровенной духовной беседе со своим братом П. А. Брянчаниновым, святитель Игнатий говорил ему, что за всю жизнь Господь не привел его встретиться с духовно-опытным старцем, которому он мог бы открыть всю свою духовно-деятельную жизнь. Она была особенна и недоступна общему пониманию, была глубока и индивидуальна. Но все же с признательностью и уважением вспоминал он всегда о времени своего послушничества и о духовном наставнике своем, старце о. Леониде. Причины же неудовлетворенности для него современных ему духовных наставников святитель Игнатий описывает в «Плаче», следующим образом: 

    «Отцы первых веков Церкви особенно советуют искать руководителя боговдохновенного, ему предаться в совершенное, безусловное послушание; называют этот путь, каков он и есть, кратчайшим, прочнейшим, боголюбезнейшим. Отцы, отделенные от времен Христовых тысячелетием, повторяя совет своих предшественников, уже жалуются на редкость боговдохновенных наставников, на появившееся множество лжеучителей и предлагают в руководство Священное Писание и отеческие писания. Отцы, близкие к нашему времени, называют боговдохновенных руководителей достоянием древности и уже решительно завещавают в руководство Священное и Святое Писание, поверяемый по этим Писаниям, принимаемый с величайшею осмотрительностью и осторожностью совет современных и сожительствующих братии. Я желал быть под руководством наставника, но не привелось мне найти наставника, который бы вполне удовлетворил меня, который был бы оживленным учением отцов. Впрочем, я слышал много полезного, много существенно нужного, обратившегося в основные начала моего душеназидания. Да упокоит Господь в месте злачном, в месте прохлады, в месте света и блаженства почивших благодетелей души моей! Да дарует большее духовное преуспеяние и кончину благополучную текущим еще по поприщу земного странствования и труженичества!»[4]

    Душа его, как мы видим, жаждала особых подвигов, которые бы совершались лишь пред Очами Божиими. Он стремился к уединенной жизни, к жизни углубленной в богомыслие и молитву. И благодаря такому устроению его души из юного подвижника вырос и сформировался великий святитель и мудрый наставник.


    Святитель Игнатий как духовный наставник

    В жизнеописании святителя Игнатия очень хорошо сказано о том внутреннем мире святителя, который способствовал формированию из него поистине мудрого духовного наставника: «Любовь к служению иночеству собственным примером и писаниями в архимандрите Игнатии была благодатным даром, возращенным в нем судьбами Божиими. Промысл Божий с самого раннего детства обставил его в доме родительском так, что независимо от направления воспитания и классического образования, которое тщались дать ему родители, самое это тщание, главным образом, повлияло на развитие любви к жизни внимательно-духовной и к безмолвию. Пятнадцати лет, т. е., кончая курс наук приготовительных в доме родителей, он уже ощутил благодатное пришествие мира духовного. “Несказанная тишина, — говорит он в “Плаче” своем, — возвеяла в уме и сердце моем. Но я не понимал ее, я полагал, что это — обыкновенное состояние всех человеков”».

    Впоследствии, искреннее произволение, при содействовавших ему обстоятельствах жизни и болезнях, утвердили его в вере в призвание его свыше к этому служению, и он твердой, мужественной волей принял на себя этот подвиг как свой крест, ему указанный перстом Божиим. Всеусильными трудами с редким по нынешнему времени самоотвержением вступил он на путь тесный Евангельский, чтобы в делании заповедей Христовых усугублять данный ему талант. Поэтому любовь к своему служению в нем преодолевала все препятствия, торжествовала над всеми превратностями жизни. В нем витал дух живой веры в Промысл Божий, что было ощутительно для всех знавших его и ясно свидетельствуется его творениями. Он признавал, что жизнь человека, всецело предающего себя водительству Провидения, располагается по некоторому Божественному плану, первообраз которого начертан в священных событиях избранного народа Божия. Смотря на иноческую жизнь как на странствование по земной пустыне и приготовление ко входу в обетованную землю вечности, он учил, что надо соглядать эту вечность еще при настоящем земном существовании, чтобы обеспечить себе блаженное вступление в нее за пределами гроба. Это было не простое, поверхностное уподобление, а сознание, приобретенное духовной деятельностью, разительные удостоверения чего он видел на себе самом.

    Часто, когда естественный источник его благих желаний иссякал от зноя страстей и бурь житейских, в нем неожиданно являлись новые ключи благодатных мыслей, внезапно истекавшие и обновлявшие изнемогшие силы; горечи жизни растворялись благодатной силой терпения и перерабатывались в ощущения духовно-радостные, приятные для духовного вкуса.

    То, чего он сам искал, находясь на пути духовного роста в юности, он сумел приумножить в себе и поделиться этим с каждым, приходящим к нему

    Он имел особенный дар смотреть на все духовно: малейшие случаи, ничтожные, по-видимому, обстоятельства часто получали у него глубокий духовный смысл и всегда находили отголосок в нравственном учении, которым он руководился, они доставляли обильную пищу его уму и сердцу и нередко в дивной гармонии слова изливались из его духовно-поэтической души. Таковы его произведения «Блажен муж», «Чаша Христова», «Песнь под сепию креста», «Плач инока» и многие другие.

    Из таких особенностей духовного призвания и настроения явствует, что высказываться письменно было душевной потребностью архимандрита Игнатия. Тщась раскрыть сущность монашеского жительства, святитель Игнатий подвизался олицетворить в себе самом и живописью слова изобразил другим духовную красоту нравов древнего египетского монашества, которое было образцом и целью его духовного подвига.

    Иночество по учению и примерам святых отцов, преимущественно египетских, было с детства заветной его мыслью. Руководимый этим учением, он питал беспримерную в наше время любовь к киновиальному иночеству, и эта любовь была вполне осмысленная. Он смотрел на новоначалие иноческое как на основание аскетической науки, где зарождаются и развиваются монашеские нравы, а вообще на монашество как на науку из наук.

    В таком духе он наставлял всякого расположенного ко вступлению в иночество и силой собственного стремления к своим высоким образцам производил могущественное влияние на юные, не испорченные жизнью души. Он охотно принимал таких в духовное родство с собой и руководил опытным словом своим, которое столь было действенно, что обращало сердца, изменяло нравы многих. В святителе Игнатии, благодаря всем обстоятельствам его жизни и особой его любви к строгой, к внимательно-духовной и безмолвной жизни, сформировался особый взгляд на проблему пастырского руководства. И это, прежде всего, отразилось на его пастырской деятельности и проходит красной нитью через все его творения. Каким духовным наставником был святитель Игнатий, очень хорошо говорится в том же его жизнеописании:

    «Способностью принимать исповедь помыслов, что составляет весьма редкое явление в наше время, архимандрит Игнатий обладал в совершенстве; многосторонняя опытность, глубокая проницательность, постоянное и точное самонаблюдение делали его искусным в целении душевных струпьев, к которым он всегда прикасался самым тонким резцом духовного слова. Умея владеть собой во всяких случайностях жизни, не падая духом в самых стеснительных обстоятельствах, он сообщал ту же твердость и тем, которые исповедовали ему свои помыслы: угнетавшая печаль после исповеди у него казалась им пустым призраком»[5].

    Как говорилсхиархимандрит Иоанн (Маслов): «святитель Игнатий считал свое душеполезное слово милостыней и щедро раздавал его. Владыка, с присущей ему духовной мудростью, умел применять к своей жизни наставления древних подвижников, сообразовываясь с современными ему условиями; во многих своих сочинениях, проповедях и письмах он отразил учение св. отцов, примененное к требованию современности. Преисполненный великого смирения и глубокого чувства покаяния, Владыка больше всего желал быть примером для пасомых не словом, а самой жизнью, и это желание можно видеть в его творениях и письмах. Из этого смиренного и покаянного источника — своего сердца — добрый архипастырь и давал наставления, заботясь о спасении душ, вверенных ему Богом»[6].

    Правильное воззрение на страстную природу человека — плод многолетнего самонаблюдения, изложенного им в статье «Отношение христианина к страстям его», служило источником утешения для духовных питомцев, оно заставляло их при откровении помыслов высказываться с полной свободой, доверием и безбоязненно, они всегда слышали ответ, вполне примиряющий их с самими собой. Часто пример из собственной жизни, приводимый старцем, или указание на какое-либо в книгах описанное событие так близко подходили к исповедуемому случаю, что не оставалось никакого сомнения или недоумения в душе исповедующегося — ученик всегда уходил с утешением от старца.

    Исповедь помыслов новоначальным иноком старцу всегда лежала в основах монашеского жительства, она входила как непременное условие в круг духовного воспитания архимандрита Игнатия.

    Борьба с помыслами мучительна, особенно в начале подвига, когда еще нововступивший не навык ратовать против них орудием молитвы. Настроение себя по назиданию книги полезно и необходимо, но недостаточно. Трудно юному управить себя по духовной стезе, не имея в виду примера, а враг особенно сильно ратует именно на тех, которые избирают монастырь с прямой целью спасения, отвергая все мирские преимущества и выгоды, для таких-то духовное руководство живым словом, при исповеди помыслов, истинная находка, оно служит оплотом против наветов врага и делает собственную волю устойчивой. Все это хорошо в том случае, когда старец настолько мудр и опытен, что в состоянии уразумевать открываемые помыслы и постигать их причины и следствия, иначе его совет будет действовать разрушительно, как неверно поданное лекарство.

    Благоустроению духовного быта новоначального содействует и то обстоятельство, когда старец его находится во главе управления. Где многоначалие или зависимость старца, там несвобода духовных отношений. Архимандрит Игнатий соединял в себе и то и другое, т. е. и мудрость духовную и внешнюю власть, а потому жительство под его руководством и в его обители было драгоценным приобретением для искавших монашествовать разумно.

    Несмотря на свою болезненность, он принимал на себя труд ежедневно выслушивать исповедь помыслов, у учеников его было даже обыкновение вести дневную запись их, и они открывали свои помыслы чистосердечно, с прямотой, потому что старец был способен принимать такую исповедь бесстрастно. Польза от исповеди помыслов была для всех очевидна. При этом старец не подвергал учеников своих тягостным испытаниям, а сообразовался с физическими способностями каждого и умственным развитием, так что состояние под его духовным водительством было даже льготно, как в физическом, так и в нравственном отношениях[7].

    Мы видим, что то, чего он сам искал, находясь на пути духовного роста в юности, он сумел приумножить в себе и поделиться этим с каждым, приходящим к нему. Он обладал способностью являться отцом и наставником для каждого, независимо от того, кем был приходящий к нему: простым послушником или лицом высокого звания. Обладая глубокой проницательностью и умением видеть духовные нужды своих чад, святитель находил для каждого то, в чем тот нуждался в данный момент. Многие удивлялись, как такой подвижник и молитвенник, как он, не чуждался светского общества, а, напротив, умел людей этого круга располагать к себе и рождал в них доверие к себе. Он благотворно действовал на них, принося им духовную пользу и утешение. Благочестие было целью и основой всех его бесед.

    Он видел душу своих пасомых и своим любвеобильным сердцем чувствовал, что кому сказать, как подкрепить тех, кто находился в угнетенном состоянии. Можно сказать, что постоянной целью святителя было как можно скорее и надежнее утешить и помочь находящимся в беде.

    Даже всякий светский разговор он умел сводить к душевному назиданию своих слушателей. Будучи строгим к себе, он охотно прощал недостатки своих духовных чад, когда видел в них искреннее раскаяние и стремление к исправлению. Эту особую черту милосердия доброго пастыря можно видеть во многих его письмах. Он не только не отвергал согрешающих, но, напротив, старался поддержать их, исправить и привести ко Христу. Он воздействовал на людей как примером своей высоконравственной жизни, так и талантом своего слова. Он видел в этом свое призвание. Его поистине мудрые и проникновенные слова были плодом его многолетнего изучения святоотеческих творений. Во многих своих сочинениях, проповедях и письмах он отразил учение святых отцов, применяя их к обстоятельствам современной жизни.
     

    «Он умел в себе совмещать и глубокое знание св. отцов с монашеским деятельным опытом, и внешний навык, и способность в обращении со всякого рода людьми, и тонкое постижение нравов человеческих со всеми их причудными немощами, различие благонамеренности от зловредной ухищренной гибкости»[8]. Святитель Игнатий являл собою также пример покаяния, которое было главным содержанием его учения. Покаяние он считал основой всех видов христианского подвига. Этому он следовал не только в своих творениях и письмах, но также и в личном своем общении с пасомыми и учениками.

    В воспоминаниях первого келейника ― архимандрита Игнатия (Малышева) так говорится о пастырском руководстве святителя: «Архимандрит Игнатий Брянчанинов умел любить чад своих духовных, но умел и учить их; много пострадал он за них, много вынес на своих плечах клеветы и порицаний. Архимандрит Игнатий душу свою полагал за учеников своих: он прощал всякую немощь — лишь бы человек сознал ее с покаянием; но ненавидел лукавство и фарисейство; гордость и тщеславие обличал и искоренял ежедневно. Каких, бывало, унизительных качеств не навяжет старец своему послушнику и заставит говорить: я ленивый, нерадивый, гордый, самолюбивый, нетерпеливый, малодушный и проч., и непременно заставит все сие сознать в себе и за все просить прощения»[9].

    Он видел душу своих пасомых и своим любвеобильным сердцем чувствовал, что кому сказать, как подкрепить тех, кто находился в угнетенном состоянии. Можно сказать, что постоянной целью святителя было как можно скорее и надежнее утешить и помочь находящимся в беде.

    Заканчивая же данную статью, хотелось бы обобщить то, что в ней было сказано. А именно то, что ведомый Промыслом Божиим, святитель Игнатий недаром находился в юные годы в постоянном поиске духовного наставника и так в полной мере не нашедшим его. Это являлось следствием его особого, отличного от других, душевного устроения. Его внутренний мир, как мы видели, отличался особой глубиной, и никто в полной степени не мог удовлетворить его требований в духовном наставничестве. Но это и явилось тем фундаментом, на котором выстроился тот особый подход к пастырскому руководству, которым отличалось пастырство самого святителя и которое нашло отражение в его трудах.

    Итак, мы подошли к главному вопросу нашей работы — взгляду святителя Игнатия на то, каким должно быть в идеале пастырское руководство. И тут нужно сказать о том, что святитель Игнатий, в первую очередь, особо говорил о проблеме оскудения духовных наставников. Но об этом речь пойдет в следующей статье.

    Диакон Павел Миронов

    Ключевые слова: святитель Игнатий, наставник, творения св.отцов, духовное призвание, иночество, дар, послушничество, Промысл Божий



    [1]Святитель Игнатий (Брянчанинов). Творения: в 7 т. — Т. 1: Аскетические опыты. — М: Изд-во Сретенского монастыря, 1998. — С.554-560 [Репринт].

    [2]Там же. С.560-561.

    [3]Преподобных отцев Варсонуфия и Иоанна руководство к духовной жизни. — М., 1995. — С. 325-326.

    [4]Святитель Игнатий (Брянчанинов). Творения: в 7 т. — Т. 1: Аскетические опыты. — М: Изд-во Сретенского монастыря, 1998. — С. 561.

    [5]Полное жизнеописание святителя Игнатия Кавказского. — М.: Изд-во им. свт. Игнатия Ставропольского, 2002. — С. 155-157.

    [6]Схиархимандрит Иоанн (Маслов). Лекции по пастырскому богословию. — М., 2001. — С. 242-243.

    [7]Полное жизнеописание святителя Игнатия Кавказского. — М.: Изд-во им. свт. Игнатия Ставропольского, 2002. — C. 157-159.

    [8]Соколов Л. Святитель Игнатий: Его жизнь, личность и морально-аскетические воззрения. — М.: Изд. Сретенского монастыря, 2003. — С. 70 [Репринт].

    [9]Отец современного иночества. — М.: Изд-во им. свт. Игнатия Ставропольского, 1996.



    Новости по теме

    Митрополит Вениамин (Федченков) и его отношение к государственной власти. Часть №3: «Европейский» и «американский» периоды жизни митрополита Вениамина: обустройство канонического порядка в церковно-приходской жизни эмиграции Иерей Антоний Алексеенко Владыка Вениамин, продолжая служить своему народу и в эмиграции и считая главной задачей — единение с Русской Православной Церковью, не всегда находил сторонников этому среди русского духовенства за границей. Тем не менее его деятельность во Франции и Америке находила поддержку среди людей, а первое возвращение на родину дало силы продолжать идти выбранной дорогой.
    «Борьба со страстями и укоренение в добродетелях по прп. Паисию Святогорцу». Часть 4: «Чем побеждается гордость». Иерей Василий Родионов Как проявляет себя гордость? Чем она страшна? Каковы способы борьбы с ней? На эти вопросы вы можете найти ответы в четвертой статье цикла о страстях и добродетелях, включающей в себя поучения преподобного Паисия Святогорца.