О духовничестве (по наставлениям митрополита Антония Сурожского)

Московская Сретенская  Духовная Академия

О духовничестве (по наставлениям митрополита Антония Сурожского)

Монах Иларион (Карандеев) 19726



Кто такой духовник и что такое духовничество? Какими должны быть взаимоотношения духовника с духовным чадом? Кто такие старцы? В этой статье представлены ответы на эти и другие вопросы митрополита Антония Сурожского (1914, Швейцария – 2003, Англия).

Что есть духовническое служение? По мнению архимандрита Софрония (Сахарова), оно должно вырастать из опыта молитвы; советы, которые дает духовник, должны быть не плодом его рассуждения, но результатом озарения свыше от Духа Святого: «Если людям, пришедшим к священнику с надеждой услышать от него ясно волю Божию, вместо того он даст указание, исходящее от его собственного рассуждения, могущего быть неугодным Богу, то тем самым бросит их на неверный путь и причинит некоторый вред»[1]. Духовник должен быть проводником воли Божией: он должен быть тем, через кого приходящий к нему может услышать не его голос, но голос Самого Бога. Часто решающую роль играет не личность духовника, но то, с каким настроением приходит к нему тот или иной человек.

Духовник должен быть проводником воли Божией: он должен быть тем, через кого приходящий к нему может услышать не его голос, но голос Самого Бога.

Владыка Антоний много говорил и писал о духовной жизни. Для него духовность — это жизнь в Духе Святом, жизнь Святого Духа в нас. Христианин должен быть не столько самим собой, сколько проводником благодати Духа для других людей.

Отсюда духовничество, пастырство — это жизнь не для себя, а для других. Владыка Антоний сравнивал служение священника с миссией Иоанна Крестителя, который проповедовал о Христе, но когда Сам Христос пришел, он отступил в тень, чтобы дать Ему место: Ему должно расти, а мне умаляться (Ин. 3, 30). Священник должен приводить людей к Богу, а не к самому себе; он должен быть проводником благодати Божией, а не своих собственных идей; должен собирать людей вокруг Христа, вокруг храма иЕвхаристии, а не вокруг себя. Миссия духовника — привести человека ко Христу; «когда же человек встретит Христа в своем личном опыте, священник должен отступить в тень и не заслонять собой Господа»[2].

Владыка Антоний определял понятие духовности в связи с тем, что обычно, когда мы говорим о духовности, это определенные выражения нашей духовной жизни, такие как молитва, как подвижничество; и это ясно из таких книг, как, например, труды Феофана Затворника. Митрополит Антоний напоминал, что духовность заключается в том, что в нас совершает действие Святого Духа, и духовность не есть то, что мы ею обозначаем обычно, но проявления таинственного действия Духа Святого.

Священник должен приводить людей к Богу, а не к самому себе…

И это сразу нас ставит по отношению к духовничеству в очень понятное положение, поскольку тогда речь идет не о том, чтобы человека воспитывать по каким-то принципам и научить его развиваться в молитве или аскетически по каким-то трафаретам. «Духовничество тогда будет состоять в том, чтобы духовник, на какой бы степени духовности он сам не находился, зорко следил за тем, что над человеком и в человеке совершает Святой Дух, возгревал бы Его действие, защищал против соблазнов или падений, против колебаний неверия; и в результате духовническая деятельность может представиться, с одной стороны, гораздо менее активной, а с другой стороны — гораздо более значительной, чем мы часто думаем»[3].Духовник — не однозначное понятие. На самом основном уровне это священник, которому дана благодать священства, который в себе носит не только право, но и благодатную силу совершать таинства — таинство Евхаристии, таинство Крещения, таинство Миропомазания, но также и таинство Исповеди, то есть примирения человека с Богом. Большая опасность, которой подвергается молодой неопытный священник, полныйэнтузиазма и надежды, состоит в том, что подчас молодые люди, выходящие из богословских школ, воображают, будто рукоположение наделило их и умом, и опытностью, и «различением духов», и делаются тем, что в аскетической литературе называли «младостарцами»; то есть, не обладая еще духовной зрелостью, не обладая еще даже тем знанием, которое дает просто личный опыт, они думают, что их научили всему, что может им помочь взять кающегося грешника за руку и повести от земли на небо.

Подчас молодые люди, выходящие из богословских школ, воображают, будто рукоположение наделило их и умом, и опытностью, и «различением духов»…

И, к сожалению, это случается слишком часто: молодой священник, в силу своего священства, но не потому, что он духовно опытен, и не потому, что Бог его к этому привел, начинается руководить своими духовными детьми «указами»: этого ты не делай; это ты делай; такую-то литературу не читай; в церковь ходи; отбивай поклоны... И в результате получается некая карикатура духовной жизни у его жертв, которые делают все, что, может быть, и делали подвижники, — но те-то делали это из духовного опыта, а не потому что они дрессированные животные. А для духовника — катастрофа, потому что он вторгается в такую область, в которую у него нет ни права, ни опыта вторгаться.

Старцем можно быть только по благодати Божией, это харизматическое явление, это дар; и научиться быть старцем нельзя, так же как нельзя выбрать своим путем гениальность. «Мы все можем мечтать о том, чтобы быть гениальными, но мы отлично понимаем, что Бетховен или Моцарт, Леонардо да Винчи или преподобный Андрей Рублев обладали такой гениальностью, которой нельзя научиться ни в какой школе, и даже нельзя научиться длительным опытом, но которая является Божественным даром благодати»[4].

Часто молодые священники — молодые или по возрасту, или по своей духовной зрелости или незрелости —«управляют» своими духовными детьми вместо того, чтобы их взращивать. Взращивать — это значит поступать с ними так, как садовник относится к цветам или к растениям: надо знать природу почвы, надо знать природу растения, надо знать условия, в которые они поставлены, климатические или другие, и только тогда можно помочь — и это все, что можно сделать — помочь этому растению развиться так, как ему свойственно по его собственной природе. Ломать человека для того, чтобы его сделать подобным себе — нельзя. Духовное чадо можно привести только к нему самому, и дорога внутрь его жизни бывает иногда очень долгая... В житиях святых можно увидеть, как большие старцы это умели делать, как они умели быть собой, но прозреть в другом человеке его исключительное, неповторимое свойство и дать этому человеку, и другому, и третьему возможность быть тоже самими собой, а не репликами этого старца или, еще хуже, его трафаретным повторением[5].

Старчество, как утверждал владыка Антоний, это благодатный дар, это духовная гениальность, и поэтому никто из нас не может думать о том, чтобы вести себя подобно старцам. Но есть еще промежуточная область — это отцовство. И опять-таки, слишком часто молодой —и не такой молодой — священник, только потому, что его называют «отец такой-то», воображает, что он не просто исповедальный священник, а действительно «отец», в том смысле, в котором Павел говорил, что пестунов у вас много, но я родил вас во Христа; и то же самое в свое время говорил святой Серафим Саровский. Отцовство заключается в том, что какой-то человек — и это может быть даже не священник — родил к духовной жизни другого человека, который, вглядевшись в него, увидел, как старое присловье говорит, в его глазах и на его лице сияние вечной жизни и потому мог к нему подойти и просить быть ему наставником и руководителем[6].

Одна из задач духовника в том, чтобы воспитать человека в духовной свободе, в царственной свободе чад Божиих, и не держать его в состоянии инфальтильности всю жизнь: чтобы он не прибегал всегда по пустякам, пусто, напрасно к своему духовному отцу, а вырос в такую меру, когда он сам научится слышать то, что Дух Святой глаголет неизреченными глаголами в его сердце[7].

Старцем можно быть только по благодати Божией, это харизматическое явление, это дар; и научиться быть старцем нельзя, так же как нельзя выбрать своим путем гениальность.

Владыка предполагал, что если духовник будет учиться смирению — умению видеть в человеке извечную красоту, но при этом знать свое место, — тогда он может действительно быть спутником своего духовного чада, идти шаг за шагом с ним, оберегая его, поддерживая его и никогда не вторгаясь в область Святого Духа; и тогда духовничество делается частью той духовности и того возрастания в святость, к которой каждый из нас призван и которую каждый духовник должен помочь своим духовным детям совершить[8].

Пастырский подход к человеку заключается именно в том, чтобы его увидеть как личность, как лицо, которое существует, которое есть и которое не зависит от того, что существует, или от того, как он к нему относиться[9].

Священник и мирянин могут также говорить из опыта церковного, которому они причастны, даже если не обладают им полностью; потому чтоони могут прислушиваться к опыту других, опыту, который еще не стал полностью их опытом, но когда это нужно другому, они могут сказать: это — правда, потому что это говорит Церковь, и я знаю из недр церковных больше, чем я знаю из собственного опыта[10].

По мнению Владыки Антония, духовник никогда не должен вторгаться туда, куда не следует, нарушая духовную свободу своих чад. Дело пастыря — не командовать людьми, не пытаться сделать из них рабов, но «вглядываться» в них, «вглядываться молитвенно, вглядываться смиренно и им помочь стать тем, чем стать они призваны Богом», то есть способствовать раскрытию их собственного духовного потенциала[11].

Сурожский архипастырь различал в духовничестве три степени: приходской священник, более опытный или старший священник и старец.

Одна из задач духовника в том, чтобы воспитать человека в духовной свободе, в царственной свободе чад Божиих, и не держать его в состоянии инфальтильности всю жизнь…

Роль приходского священника — совершать таинства Церкви. Он может не быть хорошим проповедником, не давать никаких советов на исповеди, ничем не проявлять себя в пастырском отношении. Достаточно того, что он совершает Божественную литургию, если только он помнит, что его руками выполняются внешние действия, но чудо Божественной литургии или других таинств совершается Господом. В литургии ясно указано, что Христос является единственным Тайносовершителем и что только Дух Святой — та Божественная сила, которая может из обыкновенного хлеба и вина сотворить Тело и Кровь Христовы.

Сверх совершения таинств он может говорить проповеди. Он может, с одной стороны, учиться у древних или у современных проповедников; он может, если он честен и не старается казаться людям больше, чем он есть, совершено откровенно и искренне делиться с ними тем, что у него на душе, — не лирической болтовней, а тем, что ему было дано пережить, когда он читал Евангелие. Поэтому и молодой священник может делиться своим. Если он скажет то, что сам пережил во время чтения Евангелия, если он глубоко это воспринял, как бы ни были просты его слова, они дойдут до чада.

Пастырский подход к человеку заключается именно в том, чтобы его увидеть как личность…

Есть и другая степень. К ней владыка относил более опытных или старших священников, которые более научены и призваны давать наставления другим людям о том, как идти от земли на небо. Такой священник должен быть предельно осторожен. Когда человек уходит в горы, он выбирает себе проводника, который ходил туда, куда человек хочет прийти, и живым вернулся оттуда, а не погиб на пути. Таков должен быть духовник в полном смысле этого слова. Он не должен говорить того, чего он опытно не пережил или чего он как-то своим нутром не знает. Мы приходим к духовнику с тем, чтобы встретить проводника до дверей Царства Божия. Но если он сам там не бывал, он нам ничего не может дать.

А есть, по словам владыки, еще и третий уровень. Это старчество — уровень тех людей, которые, говоря образно, почти всю дорогу прошли до дверей Царства Небесного, может быть, не вошли в него, а может, допущены были в него, но были посланы обратно на землю, к нам, чтобы нас вести в это Царство. Вот это старец — человек, который весь путь прошел до глубин своей души, дошел до того места, где запечатлен образ Божий в нем, и который может говорить из этих глубин[12].

Но старцем самого себя не сделаешь, и, если можно так выразиться, старцами не рождаются. Это люди, которых коснется благодать Святого Духа и которые отзовутся на нее и будут верными, — верными тому, чему учит нас Христос, и верными тому, что говорит Дух Святой в их душах. Старцы — явление редкое. И когда речь идет о старчестве, о священстве, о «младостарчестве», мы должны помнить, что речь не идет о возрасте телесном, о том, седая ли у тебя борода или еще русые локоны, а о том, до какой глубины тебя увлек Святой Дух, чему ты научился и что ты можешь сказать. Причем старец не обязательно будет давать приказания, он может давать советы, он может давать указания, но должен хранить, беречь нашу свободу, потому что Бог не ищет себе рабов, а ищет Себе детей, братьев, сестер: Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я … сказал вам все (Ин. 15, 15). Это духовник должен помнить[13].

Взаимное отношение духовника с духовным чадом заключается в том, чтобы духовник глубоко вглядывался в эту душу, вслушивался в эту душу, старался эту душу понять и никогда не говорил ничего, что до конца не продумано и может оказаться соблазном[14].

На вопрос, как митрополит Антоний оценивает Определение Священного Синода от 29 декабря 1998 года, посвященное «участившимся случаям злоупотреблений в духовнической практике, негативно сказывающимся на состоянии церковной жизни?», владыка ответил, что значение этого документа трудно переоценить. Но главное, недостаточно удовольствоваться просто призывом к людям безответственным, или греховно настроенным, или обезумевшим от своего «величия», связанного с саном, — надо принимать какие-то меры. Это определение совершенно справедливое и нужное, но я думаю, что за ним должны бы следовать действия. Духовники, которые своими поступками разрушают церковную жизнь, разрушают человеческие души или вносят соблазн в среду своих духовных чад, должны бы подвергнуться строгим дисциплинарным мерам. Некоторых следовало бы просто лишить права исповедовать, оставив за ними только право совершать Божественную литургию; никакого духовного руководства они не должны никому предлагать. В случае же нарушения такого правила они должны быть окончательно запрещены в служении, потому что здесь речь идет не о том, как духовник ведет свою работу, а о том, как он строит или разрушает чужие души.

Старец — это не просто человек, который долго занимался пастырской работой и приобрел какой-то навык или опытность; старец в настоящем смысле — это нечто иное, это благодатное состояние.

Поэтому, по мнению владыки Антония, данное определение Синода своевременно и очень важно, хотя оно могло быть и более резким, но за ним должны следовать дисциплинарные меры по отношению ко всякому священнику или епископу, который разрушает человеческие души, — каков бы ни был его уровень или сан. Речь не идет о том, чтобы он разрушал Церковь как таковую. Церковь — купина неопалимая, никто ее пламени не погасит; но люди могут погибнуть от таких духовников[15].

Владыка Антоний утверждал, что необходимо различать между молодыми или старыми безумцами. Нужно по возможности оценить духовную зрелость человека, его способность быть руководителем для человека. Старец — это не просто человек, который долго занимался пастырской работой и приобрел какой-то навык или опытность; старец в настоящем смысле — это нечто иное, это благодатное состояние. Старцев не «выделывают», старцы силой Святого Духа рождаются[16].

Духовное руководство заключается не в том, чтобы навязывать взгляды или что бы то ни было, а в том, чтобы научить человека самостоятельно и творчески осмысливать и осуществлять жизнь, которая в нем есть.

Сурожский архипастырь замечал, что пастырь обязательно должен быть смиренным. Самый же глубокий род смирения, смирение святых, происходит от того, что они видели своим духовным взором красоту Божию и святость Божию, дивность Божию. Они бывали так поражены этой неописуемой красотой, что оставалось только одно: пасть ниц в священном ужасе, в любви, в изумлении; и тогда уже о себе и не вспомнишь просто потому, что красота такая, что неинтересно уже думать о себе[17].

Так же он говорил: «Мы легко ожидаем смирения со стороны послушника или духовного чада; но сколько смирения нужно священнику, духовнику для того, чтобы никогда не вторгаться в святую область, чтобы относиться к душе человека так, как Моисею приказал Бог отнестись к той почве, которая окружала купину неопалимую. И каждый человек — потенциально или реально — уже является этой купиной; и все, что его окружает, это почва святая, на которую духовник может ступить, только сняв свои сапоги, никогда не вступить иначе, чем как мытарь, стоящий у притолоки храма, глядящий в храм и знающий, что это область Бога Живого, место святое, и он не имеет права войти туда иначе, как если Сам Бог велит или Сам Бог подскажет, какое действие совершить или какое слово сказать»[18].

Священник должен заботиться о своей вкорененности в молитву, в общение с Богом. Священник должен постепенно углубляться в понимание евангельского слова, евангельского свидетельства, евангельской проповеди, и это живое слово Самого Бога проповедовать, то есть, во-первых, ознакомлять людей с этим словом, а во-вторых, доводить до сознания людей его жизненность, его глубину, его творческую силу. В-третьих, задачи священника таковы: духовное руководство, просвещение всех, кто ему Богом поручен, причем «духовное руководство» вовсе не означает, что он выше других, умнее других и «куда-то» их ведет.

Путь один — это Христос, и нет такого пути, по которому священник может вывести человека за руку, стадия за стадией. Все, что он может сделать, это человеку помочь войти внутрь себя самого и там научиться смотреть, видеть, открывать те глубины Божии, которые в нем есть. Духовное руководство заключается не в том, чтобы навязывать взгляды или что бы то ни было, а в том, чтобы научить человека самостоятельно и творчески осмысливать и осуществлять жизнь, которая в нем есть[19].

Владыка Антоний отмечал, что о священнике нельзя сказать, что он не похож на других: он такой же хрупкий, слабый, у него могут быть свои проблемы, свои внутренние борения. Но это человек, который почему-то узнал, познал Бога лично, был поражен этим опытом приближения Бога, почувствовал, что если Бог таков, если Он полон любви, полон заботы о людях, то и он должен свою жизнь отдать для этих людей и посвятить ее этим людям, каковы бы они ни были — умные или глупые, привлекательные или нет, грешные или праведные — без всякого разбора, они — Божии, они любимые Им, родные. И весь опыт тысячелетий любви, тысячелетий понимания духовных путей, человеческих падений и взлетов находится в руках этого священника, который всю жизнь хочет посвятить тому, чтобы каждый человек, который около него, приобщился к этому чуду познания Бога, к этой радости бесконечной, ни с чем не схожей[20].

Пастырский опыт митрополита Антония чрезвычайно отличался от той системы духовничества, которая сложилась в сегодняшней церковной жизни. Владыка был подлинным делателем Жатвы Христовой, но отнюдь не духовником в нашем традиционном понимании. Возникает вопрос: кто же все-таки такой делатель Жатвы Христовой? Тот, кто своей жизнью, своими делами, своей молитвой, любовью, болью за людей, сопереживанием им, своим словом (словом — в последнюю очередь, как выражением жизни) свидетельствует о Христе, о том, что Он важнее, лучше, прекраснее всего на свете, о том, что Он реально входит в нашу жизнь и преображает ее.

Именно таким духовником являлся сам Владыка Антоний. Подобно Иоанну Предтече, через него приходили ко Христу тысячи людей. Можно сказать о нем словами, которыми Христос сказал о Предтече: «Он — светильник горящий и светящий», и мы «радуемся при свете его» (см. Ин. 5, 35).

Люди находили у владыки Антония пастырство, основанное не на авторитарном духовничестве, но на уважении к человеку, что дает великий творческий импульс, который реально приносит и всегда будет приносить добрые плоды.

Монах Иларион (Карандеев)



[1] Софроний (Сахаров), архимандрит. О молитве: сборник статей. — Париж YMCA-PRESS, 1991. — С. 101.

[2] Иларион (Алфеев), иеромонах. Православное богословие на рубеже эпох. — М.: Дух и литера, 2002. — С. 191.

[3] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. О встрече. — Клин: Христианская жизнь, 2004. — С. 239.

[4] Елена (Казимирчак-Полонская), монахиня. О действии благодати Божией в современном мире. — М.: Общедоступный православный университет, основанный протоиереем Александром Менем, 2002. — С. 290.

[5] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. О встрече. — СПб.: Сатисъ, 1994. — С. 245.

[6] Там же. С. 246.

[7] Там же. С. 250.

[8] Там же.

[9] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Беседы о вере и Церкви. М.; СПб.: Интербук, 1991. — С. 98.

[10] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. О встрече. — СПб.: Сатисъ, 1994. — С. 252.

[11] Иларион (Алфеев), иеромонах. Православное богословие на рубеже эпох. — Изд.: Дух и литера, 2002. — С. 195.

[12] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. «Берегитесь, братья мои, священники!» Митрополит Сурожский Антоний о злоупотреблениях в духовнической практике // Церковь и время. 1999. № 2 (9). — С. 37.

[13] Там же. С. 40.

[14] Там же. С. 45.

[15] Там же. С. 34.

[16] Там же. С. 36.

[17] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. О встрече. — Клин, 2004. — С. 244.

[18] Там же. С. 244.

[19] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Труды. Книга вторая. — М.: Практика, 2007. — С. 516-517.


[20] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Вера. — К.: Пролог, 2004. — С. 238.



Новости по теме

«Борьба со страстями и укоренение в добродетелях по прп. Паисию Святогорцу». Часть 4: «Чем побеждается гордость». Иерей Василий Родионов Как проявляет себя гордость? Чем она страшна? Каковы способы борьбы с ней? На эти вопросы вы можете найти ответы в четвертой статье цикла о страстях и добродетелях, включающей в себя поучения преподобного Паисия Святогорца.
Беседа с иеромонахом Иовом (Гумеровым) Иеромонах Иов (Гумеров) Вот уже двадцать пять лет отец Иов несет священническое служение: прежде он трудился на приходе, был духовником сестер Иоанно-Предтеченского монастыря. В 2002 году отец Иов стал насельником Сретенского монастыря.
АНТОЛОГИЯ СЕМИНАРСКОЙ ЖИЗНИ ВОСПОМИНАНИЯ ОБ АКАДЕМИИ (1910–1915). ЧАСТЬ 1 С.Н. Постников Сергей Николаевич Постников учился в Московской духовной академии в 1910–1915 годах. Его воспоминания об академии – живое свидетельство студента, каких было сотни, о жизни академии и Троице-Сергиевой лавры тех лет, о ее преподавателях и студентах.