Священномученик протоиерей Борис Павлович Ивановский

Московская Сретенская  Духовная Академия

Священномученик протоиерей Борис Павлович Ивановский

Иерей Павел Патокин 2452



Ушедшая эпоха исповедничества оставила заметный след в мировой истории и истории Русской Церкви. Для многих наших соотечественников и сродников революционные события стали лакмусовой бумагой, которая показала истинное духовное состояние человека. В первую очередь это касалось духовенства, ведь именно Церковь была, помимо самодержавия, основой ушедшей в историю государственности. Гонения, лишения и мучения показали, что истинное христианство, как и чистое золото, «искушено земли, очищено седмерицею». Одним из примеров истинного христианина, исповедника стал священнослужитель московского храма Живоначальной Троицы в Листах — священномученик Борис Ивановский.

Борис Павлович Ивановский родился в 1897 году в Москве в семье почтового служащего Павла Ивановского. Во время Первой мировой войны Борис Павлович учился в гимназии, по окончании которой также окончил реальное училище. В 1918 году, с открытием Российского телеграфного агентства и благодаря полученному образованию, Борис устроился в указанное агентство на редакционную работу. 

Как вспоминала племянница отца Бориса, Кира Петровна Солнцева, «в 1920–1921 годах Ивановский Борис Павлович решает стать священником». Налицо осознанный выбор добровольного исповедничества христианином своей веры и следующих за этим гонений от безбожной власти. На глазах Бориса Павловича «разоряются церкви, гибнут священнослужители. Ему всё известно о том, что происходит в высших церковных кругах», но «он вырос в среде русского православного священства и не может мириться с происходящим». Борис Павлович поступил в Московскую духовную семинарию, возглавляемую тогда протоиереем Владимиром Страховым — авторитетным московским священником, которого он впоследствии сменит в должности настоятеля храма Живоначальной Троицы в Листах. Примерно в этот период Борис Павлович женился на Марии Николаевне, «красивой статной женщине, беззаветно любившей своего мужа и ждавшей его 20 лет после его ареста». В это время семья Ивановских жила в доме № 13 по Большому Сухаревскому переулку, в квартире № 36. 

По окончании семинарии и рукоположении в 1923 году, первым местом служения пастыря стал храм Ризоположения в селе Леонове, а новым местом жительства — дом недалеко от церкви, на 10-й Леоновской улице, под номером 16. Матушка Мария в это время пела в хоре Ризоположенского храма. С началом служения отца Бориса связано трагическое происшествие: в 1923 году умерла его трехлетняя дочка, ее похоронили на кладбище возле храма, где служил пастырь. Далее отца Бориса отправили нести крест служения в различных храмах Павлово-Посадского района. 

Наступили тридцатые годы — самые тяжелые для Русской Церкви. Десятки тысяч священнослужителей, церковнослужителей и мирян были расстреляны, сотни репрессированы, храмы закрывали или взрывали, желая навсегда стереть из народной памяти его духовное достояние. Всё это происходило на глазах отца Бориса и его семьи. В это скорбное время отцу Борису предстояло разделить ношу со своими собратьями. Племянница отца Бориса вспоминала слова матушки Марии: «Боричка всегда спокойный, доброжелательный. Прихожане уважали и любили его. На своих проповедях он ведь только убеждал всех защищать веру православную, встать на защиту церкви». Матушка искренне недоумевала, за что можно было арестовать ее «кость от костей» и «плоть от плоти», ее чистой душе была чужда дьявольская злоба по отношению к Церкви, к Истине, которой тогда был пропитан окружающий ее воздух.

Отец Борис был арестован в 1930 году, по подозрению в антисоветской агитации. Это дело было связано с расклейкой «контрреволюционных» листовок на стенах Павлово-Посадского Покровско-Васильевского монастыря в «ноябре месяце», как потом сообщил на допросе сам батюшка.

Но под арестом пастырь пробыл только две недели, по прошествии которых был отпущен за отсутствием улик. Возможно, этот арест послужил поводом для дальнейшего перевода священника в Москву в конце 1930 года. 

В Москве протоиерея Бориса направили на служение в храм Живоначальной Троицы в Листах, где он нес служение рядом со своими родными, всё еще проживавшими в Сухаревском переулке. Отцу Борису было суждено стать преемником протоиерея Владимира Страхова, арестованного в то же время, но уже не вернувшегося в родной храм. В Троицком храме отец Борис служил до самого закрытия в 1933 году. По преданию семьи Ивановских, после закрытия Троицкого храма отец Борис служил в храме святителя Николая Чудотворца в Драчах (Грачах) на улице Трубной, дом 38, который в 1937 году был снесен вместе со старинным архитектурным ансамблем древнего монастыря, располагавшегося вокруг храма. 

Дальнейшим местом служения пастыря стал храм Григория Неокесарийского на Большой Полянке. Жил батюшка в уже знакомом селе Леонове по адресу «Леоново, д. 16, кв. 1», в котором помимо него жили два священника: священномученик Павел Фелицин, служивший в Ризоположенской церкви, и обновленческий священник Александр Кедров, служивший в храме на Пятницком кладбище в Москве, принадлежавшем тогда раскольникам. Все три священника были одновременно арестованы 15 ноября 1937 года и отправлены в московскую Таганскую тюрьму. Леоново на время лишилось духовников, мерзость запустения водворилась в храме Ризоположения вплоть до 1942 года.

Примечателен факт, что на допросе 16 ноября 1937 года, на вопрос о имеющихся родственниках священника, батюшка указал только супругу и брата Константина, который работал тогда врачом и ему не грозило попасть во внимание НКВД. Отец Борис намеренно, осознавая риск дачи ложных показаний, не указал живших тогда на Сухаревском переулке родных и тем самым спас их от неминуемого ареста. Как вспоминала племянница отца Бориса, «он молчит, хотя знает, что все показания проверяются ОГПУ. Он сознательно скрывает этот факт, чего бы это ни стоило. Но ОГПУ торопится. Много работы. Проверять показания подследственного некогда, хотя на первом листе “Анкеты” стоит штамп о проведении некой проверки». 

Согласно имеющимся данным, на допросе священник-обновленец Александр Кедров показал: «Я служу священником с 1919 года; ранее был тихоновской ориентации, а сейчас, с 1935 года, стал постепенно отходить от тихоновцев, но Фелицин и Ивановский являются убежденными тихоновцами и проявляют большую злобу к советской власти. Борис Ивановский заявлял мне: “Наступит наше время, когда мы всех коммунистов в порошок сотрем с лица земли”. Я такие убеждения осуждал и не поддерживал». Эти показания стали для священников Бориса Ивановского и Павла Фелицина катализатором той реакции, благодаря которой мы имеем их в сонме русских новомучеников.

Сохранился протокол допроса отца Бориса:

— Церковь, где я служу, принадлежит тихоновскому направлению. Сам я по убеждению тоже тихоновец, ни к каким другим церковным течениям не принадлежу.

— Кого вы знаете из служителей религиозного культа в Леонове? — спросил следователь.

— В Леонове я знаю живших там священников Кедрова и Павла Фелицина.

— Где вы собирались с названными вами священниками?

— Вместе с названными лицами я нигде не собирался, за исключением

случайных встреч мимоходом.

— Вы даете неправильные показания, так как известно, что вы, собираясьсовместно, проводили контрреволюционную агитацию.

— Нет, я этого не подтверждаю и отрицаю. Никакой антисоветской агитации я не вел, за исключением того, что я, священник, обязан заинтересовать граждан, чтобы они верили в Бога.

Аналогичный допрос был проведен в отношении протоиерея Павла Фелицина. 5 декабря тройкой НКВД протоиерей Павел был приговорен к десяти годам в ИТЛ, протоиерей Борис — к расстрелу. Другие обвиняемые священнослужители и миряне были приговорены к различным срокам заключения в исправительно-трудовом лагере. В отношении отца Бориса приговор был приведен в исполнение спустя пять дней, 10 декабря. Батюшка был расстрелян и погребен на Бутовском полигоне. 

Матушке Марии в НКВД сообщили, что отец Борис был осужден на 10 лет без права переписки. Она ждала его двадцать лет, до самой смерти в 1957 году, свято веря в то, что ее муж вернется домой.