ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК И ПРОШЛОЕ БЫТИЕ

Московская Сретенская  Духовная Академия

ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК И ПРОШЛОЕ БЫТИЕ

Лариса Маршева 6491



Церковнославянский язык и прошлое бытие


Азбука. Рукописная книга. 1698 г.

О глаголе быти

в русском и церковнославянском языке говорят прежде всего как о служебном, вспомогательном - не имеющем самостоятельной лексической семантики и играющем исключительно грамматические роли.

Действительно, указанная единица участвует в образовании многих аналитических (составных) форм в качестве спрягаемого компонента. То есть из нее - при обычном для церковнославянского языка отсутствии подлежащего как выразителя субъекта - можно узнать, о каком лице идет речь (о говорящем, собеседнике или не участвующем в речи), а также о числе (единственном, множественном, двойственном), в последнем случае - еще и о роде (мужском, женском, среднем): буд-у писати - 1 л. ед.ч. составного буд.вр.; ест-е писали - 2 л. мн.ч. всех родов перфекта; бя-ста <с юсом малым в основе>/ бе-ста <с ятью в основе> писала - 2-3 л. дв.ч. м.р. плюсквамперфекта; быхове <с ятью во флексии> писали - 1 л. дв.ч. ж. и ср.р. сослагательного наклонения.

Однако не стоит забывать о том, что глагол быти, как и любое другое слово в языке, обладает лексическим значением, которое способно к полноценному своему проявлению: "быть, существовать, становиться, совершаться, приходить, наставать, находиться, сбываться, случаться, последовать"; "существовать, иметься, происходить, случаться, приходить"[1].

Как бы это банально ни прозвучало, семантика рассматриваемого слова сводится к бытийности, существованию. Особенно выпукло она показывают себя, если глагол быти употребляется в многообразных формах прошедшего времени.

Церковнославянские тексты насквозь пронизаны очень похожими словоформами - быхъ, бехъ <с ятью в основе > и т.д., разницу между которыми носителю современного русского языка уловить почти невозможно, ибо система прошедших времен была урезана и вместо четырех членов (аорист, имперфект, перфект, плюсквамперфект) остался один - перфект без спрягаемой связки быти.

Однако факт того, что перечисленные выше единицы, пусть и с трудом дифференцируемые, отличаются друг от друга лексической и, главное, грамматической семантикой, не вызывает никакого сомнения.

А значит, формы прошедшего времени от глагола быти нуждаются в подробном анализе, положительные итоги которого обязательно должны использоваться при теоретическом и прикладном изучении церковнославянского языка.

К сожалению, в имеющихся пособиях по данной дисциплине этот вопрос либо не освещается вовсе, либо подается сложно или, наоборот, схематично: "При всем многообразии форм глагола быти в прошедших временах на русский язык этот глагол обычно переводится одной из четырех форм прошедшего времени: был, был, было, были".[2]

Итак, помня о том, что действие в прошлом обозначается в церковнославянском разными способами, можно назвать четыре (!) основных формы от бытийного глагола.

1. Классический аорист.

Данная форма образуется путем присоединения к аористной основе аористных окончаний.

Основа аориста - это основа инфинитива, которая получается отсечением от него формообразующего суффикса -ти: бы-ти.

Лицо Ед.ч. Дв.ч. м.р. Дв.ч. ср.р., ж.р. Мн.ч.
1л. Бы-хъ Бы-хова Бых-ове <здесь и далее
с ятью во флексии>
Бы-хомъ
2 л. Бы- Бы-ста Бы-сте Бы-сте <с есть узкой
во флексии>
3 л. Бы- Бы-ста Бы-сте Бы-ша

Исходя из специфичной лексической семантики, грамматических особенностей, значение глагола быти в форме аориста можно описать так: бытийное действие произошло в прошлом, характеризовалось одноразовостью, быстротой и неповторяемостью, т.е. имеется яркий, ясный предел действия.

Неслучайно, аористная семантика напрямую связана с совершенным видом глаголов - где граница действия является достигнутой и, следовательно, действие закончено и исчерпало себя.

И зачастую подобные образования от глагола быти надо переводить не через был, были - несов.в., а cкорее через стал, стали - несов.в. и проч.

А потому к рассматриваемым формам приложимо очень тонкое замечание А.В. Ушкова: "Глагол быти, сам по себе обозначающий состояние (здесь и далее выделено А.В. Ушковым. - Л.М.), через форму аориста приобретает значение события"[3].

Например: Или доброту чуждую видевъ, и тою уязвленъ быхъ сердцемъ (Молитвы на сон грядущим, молитва 3, ко Пресвятому Духу): быхъ - 1 л. ед.ч. - "Или видев чужую доброту, и я был ею уязвлен (уязвился - сов.в.) в сердце".

Отвещаша убо имъ фарисее: еда и вы прельщени бысте? (Ин.: 7, 47): бысте - 2 л. мн.ч. - "Поэтому отвечали им фарисеи: разве и вы были прельщены (прельстились - сов.в.)?"

Днесь небеса веселятся и радуется земля, яко видена быша шествия Твоя, Боже (Молитвы Сретению Господню, молитва 1, ко Господу Иисусу Христу): быша - 3 л. мн.ч. - "Сейчас веселятся небеса и радуется земля, потому что, Боже, Твои шествия стали виденными".

2. Классический имперфект.

Эта разновидность прошедшего времени производится от имперфектной основы, которая оформляется имперфектными флексиями.

Основа имперфекта в церковнославянском языке представляет собой стяженную единицу: усеченная основа инфинитива + формообразующий суффикс -я - бя- <с юсом малым>.

Лицо Ед.ч. Дв.ч. м.р. Дв.ч. ср.р., ж.р. Мн.ч.
1л. Бя-хъ <здесь и далее
в основе юс малый>
Бя-хова Бях-ове <здесь и далее
еще и с ятью во флексии>
Бя-хомъ
2 л. Бя-ше Бя-ста Бя-сте Бя-сте <еще и с есть
узкой
во флексии>
3 л. Бя-ше Бя-ста Бя-сте Бя-ху

Модель морфологического значения у имперфекта от глагола быти следующая: действие происходило в прошлом много раз, долго, с повторениями, т.е. предела длительности нет вообще.

Иными словами, рассматриваемый тип прошедшего времени связан с несовершенным видом.

Следовательно, до момента речи событие находится в развитии и еще не приходит к своему логическому концу, налицо некая поступательность, периодичность. Из-за этой особенности в грамматической семантике некоторые специалисты называют имперфект преходящим временем.

Например: Eще бо в чреслехъ oтчихъ бяше, eгда срете eго Мелхиседекъ (Евр.: 7, 10): бяше - 3 л. ед.ч. - "Ибо он был еще в чреслах отца, когда Мелхиседек встретил его.

Бяху же нецыи eллини от пришедшихъ (Ин.: 12, 20): бяху - 3 л. мн.ч. - "Некоторые из пришедших были эллинами".

Из примеров понятно, что пребывание в чреслах - длительное, а принадлежность к эллинам - постоянная.

3. Аорист в особой имперфективной форме.

Он представляет собой соединение основы, которая похожа на имперфектную - бе- <с ятью>, - и стандартных аористных окончаний.

Лицо Ед.ч. Дв.ч. м.р. Дв.ч. ср.р., ж.р. Мн.ч.
1л. Бе-хъ <здесь и далее
в основе ять>
Бе-хова Бех-ове <здесь и далее еще
и с ятью во флексии>
Бе-хомъ
2 л. Бе- Бе-ста Бе-сте Бе-сте < еще и с есть
узкой
во флексии>
3 л. Бе- Бе-ста Бе-сте Бе-ша

Несмотря на то, что такие формы встречаются уже в старославянских памятниках, можно не сомневаться: они появились позже обычных аориста и имперфекта, ибо составляют их сплав.

Эта структурная синкретичность естественным образом отражается на лексической и грамматической семантике.

Аорист от глагола быти в особой имперфективной форме обозначает сущее действие, которое происходило в прошлом много раз, длительно, повторялось.

Т.е. перечисленные компоненты совпадают с классическим имперфектом, поскольку обусловлены характером основы, где, как известно, сосредоточена лексическая семантика. Но в грамматике ведущую роль играют окончания - регулярные показатели общего формализованного значения, независимого от обозначаемого денотата и сигнификата (предмета и понятия).

Отсюда поправка: действие вроде бы не закончено, одна

ко некая, пускай, и весьма расплывчатая, его грань, горизонт имеется - а это уже аористные признаки.

Уяснить разницу между стандартным аористом и его позднейшей модификацией помогает контекст - лексические средства, которые в данном случае сигнализирует о некоторой переходности бытийного действия, его пограничности: между продолжением и пределом, длительностью и одноразовостью.

Например: Той, юношествуя духомъ, престаревъ же теломъ, праведенъ бе и благочестивъ (Акафист Сретению Господню, кондак 5): бе - 3 л. ед.ч. - "Он, будучи юным духом, постарев тел, был праведным и благочестивым".

Егда бо раби бесте греха, свободни бесте от правды: бесте - 2 л. мн.ч. - "Потому что, когда вы были рабами греха, вы были свободными от правды".

От насъ изыдоша, но не беша от насъ: беша - 3 л. мн.ч. - "Из нас вышли, но не были от нас" (1 Ин.: 2, 19).

Если комментировать данные примеры, обращая внимание не только на глагольные формы, но и на лексическую семантику соседних слов, то указанная сплавленность обнаружит себя в полной мере.

Так, c одной стороны, везде имеется указание на длительность состояния праведенъ, благочестивъ; раби греха, свободни. С другой стороны, оно ограничено: праведенъ бе и благочестивъ// престаревъ теломъ; свободни бесте от правды// егда раби бесте и наоборот.

В третьей цитате рядом стоят две аористные формы. Одна - изыдоша - классическая, которая обозначает одноактное, абсолютно законченное до момента речи действие. Указанная форма диктует вторую - однородную ей, которая обязана быть аористом. Но при этом действие, а точнее состояние, обозначаемое через беша, отличается длительностью, "протеканием".

Рассмотренные примеры не позволяют полностью разделить мнение о том, что "бе выражает состояние вообще, без указания на предел длительности".[4]

4. Аналогический аорист.

Речь идет о весьма частотной для церковнославянских текстов единице бысть - форме 3 л. ед.ч.

Образована она наложением классической формы аориста на форму настоящего времени 3 л. ед.ч.: бы + есть = бысть.

Так же, как аорист в особой имперфективной форме, аналогический аорист отражает историю церковнославянского языка, ибо возникает в XIII-XIV веках и находится в русле кардинальной перестройки старорусской морфологии.

Представить общий тип грамматического значения в данном случае - задача затруднительная, но выполнимая. Конечно, надо исходить из этимологической неоднородности и семантики, и построения - из смыкания двух хронологических пластов: настоящего и прошлого.

Поскольку бысть - аористная форма, то действие произошло в прошлом единожды и никакого продолжения у него нет, т.е. оно строго ограничено, вместе с тем данное - уже состоявшееся - сущее действие важно для настоящего.

А значит, к форме бысть более, чем ко всем иным видам аориста, подходит перевод "стал, стала, стало, стали".

Но значимость указанного бытийного действия нельзя интерпретировать только чисто грамматически. Скорее нужно говорить о некой экстралингвистической, затекстовой роли, принципиальности, маркированности, а в иных случаях - и о символичности (христианской, православной, литургической, общеисторической и т.д. и т.п.).

Например: Месть лобное рай бысть - "Лобное место// было (стало) раем".

Бысть человекъ посланъ от Бога, имя ему Иоаннъ (Ин.: 1, 6) - "От Бога был послан человек,// имя ему Иоанн":

Верою Моисей родився сокровенъ бысть три месяцы от oтeцъ своихъ (Евр.: 11, 23) - "Родившись, верою Моисей// три месяца был сокрыт своими родителями".

Как кажется, с указанным оттенком грамматического значения связано и то, что аналогический аорист не употребляется в формах мн. и дв.ч., а также в определенных лицах - 1 и 2 л.. Функция формы бысть - назвать уникальное, единичное действие, отнеся его к человеку или предмету, которые не включены в конкретную коммуникацию - т.е. к 3 л.

Это обстоятельство в свою очередь объясняет возможность перевода аналогического аориста глаголом в безличной форме - "было, случилось".

Например: И бысть Петру, посещающу всехъ, снити и ко святымъ живущимъ въ Лидде (Деян.: 9, 32) - "И случилось Петру, посещающему всех, придти и к святым, живущим в Лидде".

В заключение необходимо оговориться: предложенные модели грамматических значений имеют обобщенный характер и опираются исключительно на церковнославянские контексты.

Исследование форм прошедшего времени от глагола быти помогает понять, как богатый формально-грамматический потенциал слова подключается к его денотативной и понятийной семантике, в результате чего формируется плодороднейший языковой слой, который нельзя грубо срывать. Напротив, его нужно аккуратно снимать при чтении, толковании и переводе церковнославянских текстов.


[1]Протоиерей Георгий Дьяченко. Полный церковнославянский словарь. М., 1996. С. 62-63; Толковый словарь русского языка. В четырех томах. Под ред. Д.Н. Ушакова. Том 1. Стлб. 214.

[2]Плетнева А. А., Кравецкий А. Г. Церковнославянский язык. М., 2001. С. 40.

[3]Краткий учебник церковнославянского языка// Сотницы. М., 2002. С. 1091.

[4]Иеромонах Алипий (Гаманович) Грамматика церковнославянского языка. М., 1991. С. 221.




Лариса Маршева

кандидат филологических наук

4 марта 2004 года




Новости по теме

ВОСПРИЯТИЕ ТВОРЧЕСТВА И ПИСАТЕЛЬСКОГО ТРУДА В ДРЕВНЕЙ РУСИ Александр Ужанков В истории отношения русских писателей к творческому труду можно выделить три периода, соответствовавших трем типам сознания: теоцентрическому, антропоцентрическому и эгоцентрическому. На первом его этапе, характеризующемся идеалистическим мышлением (XI в. – первая половина XIV в.), творчество осмысляется как Божественный акт. Писатель, точнее – “списатель” – выступает по послушанию как посредник в передаче в письменах сакрального смысла, открытого ему по Благодати. В процессе писания осуществляется синергетическая связь Бога и человека. Поэтому творение не признается как результат волевого усилия писателя.
ЗНАТЬ, КАК ПОЗВАТЬ Лариса Маршева Современный русский язык так же, как церковнославянский, старославянский и древнерусский, знает падежное изменение. Морфологическая система сформировала монолитную категорию падежа – словоизменительную категорию, которая выражается в системе противопоставленных друг другу рядов форм, являющихся носителями комплекса морфологических значений (субъектного, объектного, локативного и др.).