ОПРЕДЕЛЕНИЕ КОММУНИКАТИВНОЙ ЦЕЛИ ВЫСКАЗЫВАНИЯ С ГЛАГОЛОМ ПОВЕЛИТЕЛЬНОГО НАКЛОНЕНИЯ

Московская Сретенская  Духовная Академия

ОПРЕДЕЛЕНИЕ КОММУНИКАТИВНОЙ ЦЕЛИ ВЫСКАЗЫВАНИЯ С ГЛАГОЛОМ ПОВЕЛИТЕЛЬНОГО НАКЛОНЕНИЯ

Антон Самоделкин 6439



Сайт Семинарии продолжает публиковать сообщения и статьи с научно-богословской конференции по церковной истории и церковнославянскому языку, которая прошла в СДС в конце сентября. Настоящая статья рассматривает один из аспектов интерпретации коммуникативной цели высказывания – учет взаимоотношения статусов говорящего и адресата. Результаты данного исследования могут быть актуальны для анализа структуры речевых актов в целом и структуры сложных дискурсов.

Настоящая статья рассматривает один из аспектов интерпретации коммуникативной цели высказывания – учет взаимоотношения статусов говорящего и адресата. Результаты данного исследования могут быть актуальны для анализа структуры речевых актов в целом и структуры сложных дискурсов (таких, например, как тексты Священного Писания или философские произведения) в частности.

Помимо семантики отдельных лексических единиц и комплексной семантики, образуемой группами со-расположенных лексических единиц с содержательной стороны и помимо сугубо формальной графико-фонетической стороны, для понимания оформленного в качестве элемента конкретной речевой ситуации высказывания требуется учет еще как минимум одного параметра, связанного с целью, которой оно наделено в речи.

Цель высказывания принято называть его иллокутивной функцией или иллокуцией – той интенцией, которая побудила говорящего произнести именно такое высказывание в именно такой ситуации.

Типов иллокуции может быть выделено большое число; наиболее общие – вопрос, повеление, констатация (в соответствии с традиционной классификацией предложений по цели высказывания). Однако вопрос может скрывать под собой и совет: «Почему бы тебе не навестить бабушку завтра вечером?», и просьбу: «Ты не одолжишь мне карандаш?», и даже приказ: «Сколько мне ждать, что у меня примут шубу?», повеление может быть пожеланием: «Будь здоров!» или угрозой: «Не подходи ко мне», а констатация может скрывать под собой, например, упрек: «А ты, как я погляжу, так и не полил цветы» или предостережение: «Пистолет заряжен». Язык допускает в этом отношении самые разнообразные комбинации.

Очевидно, верное определение иллокуции необходимо для правильной интерпретации принятого высказывания и для подобающей реакции на него.

Определению иллокуции способствует интонация, с которой произнесено высказывание. Имеются и определенные лексико-грамматические показатели, отражающие ее. Вербальный и ситуативный контекст, в котором высказывание произнесено, также нельзя оставлять без внимания.

Дальнейшая речь пойдет о двух из перечисленных компонентов – ситуативном контексте и лексико-грамматических средствах.

Среди лексико-грамматических средств, раскрывающих иллокутивную функцию высказывания, можно отметить особую роль глагольных форм.

Безусловно показательны личные формы первого лица настоящего времени глаголов, отражающих непосредственное намерение высказывания – так называемых перформативов (говорю, прошу, молю, требую, докладываю и т.д), однако далеко не каждое высказывание говорящий сопровождает подобным «ключом».

В связи с последним наблюдением исследователями была выдвинута идея, что в глубинной структуре каждого высказывания (глубинная структура – то содержательное общее, что сохраняется при замене одного высказывания синонимичным ему или же соответствующим высказыванием на другом языке) должен присутствовать перформатив. То есть любое высказывание типа «Почему бы тебе не навестить бабушку завтра вечером?» имеет развернутую форму, например, «Я рекомендую тебе навестить бабушку завтра вечером», содержащую перформативный глагол.

Данная область научного поиска крайне широка, но настоящая работа ограничивает зону своего исследования анализом некоторых аспектов интерпретации иллокутивной функции высказывания, содержащего в своем составе глагол в форме повелительного наклонения. Ключевым становится вопрос о том, руководствуясь какими параметрами, следует искать перформатив глубинной структуры в высказываниях такого рода.

Поиск ответа должен производиться в области контекста – и в первую очередь, ситуативного невербального.

Настоящая работа выдвигает тезис о том, что не единственным, но в большинстве случаев чрезвычайно важным является учет иерархических, или, условно говоря, «социальных» взаимоотношений между автором высказывания и его адресатом (иначе, учет прагматического индекса «автор-реципиент»).

Человеческое сознание при интерпретации высказывания обрабатывает и множество иной информации, производя, например, оценку параметров искренности говорящего, уместности высказывания

Именно эта составляющая контекста способна пролить свет на то, какой тип иллокуции скрывается за грамматическим повелительным наклонением. Разумеется, помимо операции по учету данного параметра, человеческое сознание при интерпретации высказывания обрабатывает и множество иной информации, производя, например, оценку параметров искренности говорящего, уместности высказывания и т.д.

Но социальные и иерархические отношения участников речевого акта для понимания иллокуции высказываний с повелительным наклонением принципиальны.

Данный тезис будет проиллюстрирован анализом некоторых стихов из библейской книги Псалтирь, поскольку подобный материал предоставляет яркие и контрастные примеры из реального дискурса:

(1) Вскýю прискóрбна еси́, душé моя́? и вскýю смущáеши мя́? уповáй на Бóга, я́ко исповѣ́мся емý, спасéнiе лицá моегó и Бóгъ мóй. (Пс. 41: 6).

(2) Благослови́, душé моя́, Гóспода, и вся́ внýтренняя моя́,и́мя святóе егó: (Пс. 102: 1).

(3) Благослови́, душé моя́, Гóспода, и не забывáй всѣ́хъ воздая́нiй егó: (Пс. 102: 2).

В примерах (1), (2) и (3) глагольные формы в повелительном наклонении выражают обращение псалмопевца к собственной душе. Несомненно, каждое из этих обращений может быть представлено в развернутом виде с помощью перформативного глагола приказываю или повелеваю, поскольку как еще, если не как приказ, можно расценивать повеление человека собственному органу.

(4) Возми́те вратá кня́зи вáша, и возми́теся вратá вѣ́чная: и вни́детъ Цáрь слáвы. (Пс. 23: 7).

Пример (4) также может быть развернут при помощи перформатива приказываю, так как в нем псалмопевец обращается с повелением к вратам, то есть к неодушевленному предмету, не представляющему собой чего-либо высшего по отношению к человеку.

Но неодушевленные предметы или понятия далеко не всегда находятся в именно таком взаимоотношении с человеком. См.:

(5) Востáни, слáва моя́, востáни, псалти́рю и гýсли: востáну рáно. (Пс. 56: 9).

Дело в том, что этот стих получает следующее развитие в псалме:

Исповѣ́мся тебѣ́ въ лю́дехъ, Гóсподи, воспою́ тебѣ́ во язы́цѣхъ: (Пс. 56: 10)

Славой и псалтирью певец поэтически именует Самого Господа

Из этого продолжения видно, что славой и псалтирью певец поэтически именует Самого Господа. Поэтому пример (5) может быть расширен перформативом молю или прошу, но не приказываю, поскольку обращение адресовано человеком Богу.

Подобным образом практически никогда высказывание не может являться приказом, когда оно адресовано вышестоящему по социальной или иной (в случае с Богом – по экзистенциальной) собеседнику:

(6) Воскрéсни́, Гóсподи, спаси́ мя, Бóже мóй: , (Пс. 3: 8).

(7) Изми́ мя от врáгъ мои́хъ, Бóже, и от востаю́щихъ на мя́ избáви мя́: (Пс. 58: 2).

(8) Скóро услы́ши мя́, Гóсподи, изчезé дýхъ мóй: не отврати́ лицá твоегó от менé, и уподóблюся низходя́щымъ въ рóвъ. (Пс. 142: 7).

Примеры (6), (7), (8) иллюстрируют последнее утверждение весьма наглядно. Представленные в них высказывания могут быть расширены перформативами молю, прошу и под.

(9) Пóйте Гóсподеви, преподóбнiи егó, и исповѣ́дайте пáмять святы́ни егó: (Пс. 29: 5).

(10) Услы́шите сiя́, вси́ язы́цы, внуши́те, вси́ живýщiи по вселéннѣй, (Пс. 48: 2).

(11) Воскли́кните Гóсподеви вся́ земля́,– пóйте же и́мени егó, дади́те слáву хвалѣ́ егó (Пс. 65: 2).

В случаях, когда адресат высказывания назван, но его социальный или экзистенциальный статус для большинства возможных случаев не соотносится со статусом говорящего однозначно (как в (10) и (11), остается обращаться к семантике высказывания – к содержанию «повеления» (имеется в виду грамматическое повелительное наклонение). Так примеры (10) и (11) не возможно расширить перформативами приказываю, молю: здесь уместно призываю.

Бывают порой и ситуации, когда, несмотря на то, что статус адресата выше, чем статус говорящего, содержание «повеления» сглаживает коммуникативную цель высказывания – пример (9). В (9) также стоит говорить о нейтральном перформативе призываю.

Нельзя обойти вниманием случаи, когда повелительное высказывание не имеет конкретного адресата, но обращено к человеку вообще, т.е. к любому возможному читателю или слушателю.

(12) Потерпи́ Гóспода, мужáйся, и да крѣпи́тся сéрдце твоé, и потерпи́ Гóспода (Пс. 26: 14).

(13) Воспóйте Бóгу, пóйте и́мени егó: путесотвори́те возшéдшему на зáпады, Госпóдь и́мя емý: и рáдуйтеся предъ ни́мъ. (Пс. 67: 5).

(14) Рáдуйтеся Бóгу помóщнику нáшему, воскли́кните Бóгу Иáковлю: (Пс. 80: 2).

Такие случаи в известной степени выходят за рамки настоящей работы, поскольку ни адресат, ни, соответственно, его статус не известны. Однако подобные «повеления» в определенном смысле универсальны: они нейтральны, и поэтому к ним в большинстве ситуаций применим тот же перформатив призываю.

Последние две группы примеров демонстрируют, что сам по себе анализ соотношения статусов участников речевого акта далеко не всегда достаточен для однозначного определения коммуникативной цели высказывания, поскольку описанная операция является одной из многих иных, лишь в своем взаимодействии обеспечивающих правильное восприятие человеческим сознанием получаемого высказывания.

Следует отметить, что анализ статусов участников речевого акта является лишь одним из аспектов выявления коммуникативной цели высказывания, более обобщенно изложенных в работе Дж. Р. Серля «Классификация иллокутивных актов», а само выявление коммуникативной цели – только малая часть всего комплекса операций, отвечающих за возможность использования людьми любого языка и текстов на нем, в том числе богослужебных и философских.


Антон Самоделкин (Москва, ПСТГУ)

Новости по теме

ЖИ, ШИ С БУКВОЙ… ЕРЫ Учим церковнославянский Лариса Маршева В отличие от русского языка, где принцип орфографического расподобления весьма ограничен, церковнославянский язык предлагает множество правописных дифференциаторов, которые охватывают и семантические, и в еще большем объеме грамматические различия.
«ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК ЯВЛЯЕТСЯ ВЫРАЖЕНИЕМ ЧУВСТВ ХРИСТИАНСКОЙ ДУШИ» Лариса Маршева Любой православный гимн, как отправной и конечный пункт богообщения, должен быть не только прочувствован, пережит, но и непротиворечиво осмыслен. Следует помнить о том, что в словах гимнов и молитв прикровенно присутствует богомыслие: глубокое, чистое и самое главное – кристально понятное. Чтобы прикоснуться к этому живительному источнику, и нужно прилежно изучать церковнославянский язык.
ЛИТУРГИЧЕСКИЙ ОТСЧЕТ ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКОГО ЯЗЫКА Лариса Маршева Краеугольным камнем, началом любого богословия является поиск понятий, категорий, действий, которые бы наиболее адекватно соответствовали вере и опыту Церкви. А где, если не в церковнославянском языке, можно найти так называемые богоприличные слова? Следовательно, насущная необходимость побуждает задуматься над установлением взаимопроникающих, обоюдных связей между литургическим богословием и церковнославянским языком.

Наталья

Спасибо Антону, очень интересная статья - заставила задуматься !

Ответить