«Владыко дней моих...»

Московская Сретенская  Духовная Академия

«Владыко дней моих...»

Сретенская академия 9134



Молитва

                                                      Отцы пустынники и жены непорочны,
                                                      Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
                                                      Чтоб укреплять его средь дольных бурь и битв,
                                                      Сложили множество божественных молитв;
                                                      Но ни одна из них меня не умиляет,
                                                      Как та, которую священник повторяет
                                                      Во дни печальные Великого поста;
                                                      Всех чаще мне она приходит на уста.
 
                                                      И падшего крепит неведомою силой:
                                                      Владыко дней моих!
                                                      Дух праздности унылой,
                                                      Любоначалия, змеи сокрытой сей,
                                                      И празднословия не дай душе моей.

                                                      Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешения.
                                                      Да брат мой от меня не примет осуждения,
                                                      И дух смирения, терпения, любви
                                                      И целомудрия мне в сердце оживи.

Это позднее стихотворение звучит как откровение и исповедь уже зрелого поэта. Оно было опубликовано в первом посмертном номере пушкинского «Современника». Пятый том «Современника» за 1837 год, посвященный памяти Пушкина, открывался факсимильным воспроизведением автографа его предсмертной «Молитвы», а в том же 1837 году был создан вокальный шедевр А.С. Даргомыжского «Владыко дней моих...». 

Почти во всех советских изданиях название «Молитва» опущено, хотя «Отцы пустынники...» являются не просто переложением, а именно пушкинской покаянной молитвой

Что любопытно, почти во всех советских изданиях название «Молитва» опущено, хотя «Отцы пустынники...» являются не просто переложением, а именно пушкинской покаянной молитвой, в основе которой, как это и было принято во всей русской молитвенной поэзии, лежит канонический текст. В своем покаянии Пушкин обратился к одной из самых известных и часто употребляемых великопостных покаянных молитв – Ефрема Сирина, которую, несомненно, знал и любил:

«Господи и Владыко живота моего! Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми.
Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему.
Ей, Господи Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь»

Примечательно то, что в тот день, когда умер А.С. Пушкин, Православная Церковь чтит память святого Ефрема Сирина.

Аудиозапись: "Владыко дней моих". Муз. А. Даргомыжский. Исп. Владимир Миллер, бас-профундо. Андрей Иванович, фортепиано.


Пророк

Первая публикация этого стихотворения состоялась в «Московском вестнике» за 1828 год. Предположительно, стихотворение первоначально представляло собой часть цикла из четырех стихотворений, под заглавием «Пророк». По свидетельству М.П. Погодина, «должны быть четыре стихотворения, первое только напечатано». Остальные три до нас, к сожалению, не дошли.

                                                            Духовной жаждою томим, 
                                                            В пустыне мрачной я влачился, —
                                                            И шестикрылый серафим
                                                            На перепутье мне явился.
                                                            Перстами легкими как сон
                                                            Моих зениц коснулся он.
                                                            Отверзлись вещие зеницы,
                                                            Как у испуганной орлицы.
                                                            Моих ушей коснулся он, —
                                                            И их наполнил шум и звон:
                                                            И внял я неба содроганье,
                                                            И горний ангелов полет,
                                                            И гад морских подводный ход,
                                                            И дольней лозы прозябанье.
                                                            И он к устам моим приник,
                                                            И вырвал грешный мой язык,
                                                            И празднословный и лукавый,
                                                            И жало мудрыя змеи
                                                            В уста замершие мои
                                                            Вложил десницею кровавой.
                                                            И он мне грудь рассек мечом,
                                                            И сердце трепетное вынул,
                                                            И угль, пылающий огнем,
                                                            Во грудь отверстую водвинул.
                                                            Как труп в пустыне я лежал,
                                                            И Бога глас ко мне воззвал:
                                                            «Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
                                                            Исполнись волею моей,
                                                            И, обходя моря и земли,
                                                            Глаголом жги сердца людей».

Из бесед преподобного Варсонофия Оптинского с духовными чадами: «Однажды митрополит Филарет служил в Успенском соборе. Пушкин зашел туда и, скрестив по обычаю руки, простоял всю длинную проповедь как вкопанный, боясь проронить малейшее слово. После обедни возвращается домой.

— Где ты был так долго? — спрашивает его жена.

— В Успенском.

— Kого там видел?

— Ах, оставь, — отвечал он и, положив свою могучую голову на руки, зарыдал.

— Что с тобой? — встревожилась жена.

— Ничего, дай мне скорее бумаги и чернил»[1].


В 1928-м году, в день своего рождения, Пушкин пишет гениальное стихотворение «Дар напрасный, дар случайный…»:

                                                            Дар напрасный, дар случайный,
                                                            Жизнь, зачем ты мне дана?
                                                            Иль зачем судьбою тайной
                                                            Ты на казнь осуждена?
                                                            Кто меня враждебной властью
                                                            Из ничтожества воззвал,
                                                            Душу мне наполнил страстью,
                                                            Ум сомненьем взволновал?..
                                                            Цели нет передо мною:
                                                            Сердце пусто, празден ум,
                                                            И томит меня тоскою
                                                            Однозвучный жизни шум.


А вот ответ митрополита Московского и Коломенского Филарета (Дроздова)на его, по выражению самого Пушкина, «скептические куплеты»:

                                                            Не напрасно, не случайно
                                                            Жизнь от Бога мне дана,
                                                            Не без воли Бога тайной
                                                            И на казнь осуждена.
                                                            Сам я своенравной властью
                                                            Зло из темных бездн воззвал,
                                                            Сам наполнил душу страстью,
                                                            Ум сомненьем взволновал.
                                                            Вспомнись мне, Забвенный мною!
                                                            Просияй сквозь сумрак дум –
                                                            И  созиждится Тобою
                                                            Сердце чисто, светел ум!

Пушкин, конечно, никогда не слыхал пения Серафимов, но, очевидно, подразумевал под ним нечто великое, что сравнил с проповедью митрополита Филарета

Пушкин откликнулся это на послание святителя Филарета еще одним стихотворением 19 января 1830 года:

                                                            В часы забав иль праздной скуки,
                                                            Бывало, лире я моей
                                                            Вверял изнеженные звуки
                                                            Безумства, лени и страстей.
                                                            Но и тогда струны лукавой
                                                            Невольно звон я прерывал,
                                                            Когда твой голос величавый
                                                            Меня внезапно поражал,
                                                            Я лил потоки слез нежданных,
                                                            И ранам совести моей
                                                           Твоих речей благоуханных
                                                            Отраден чистый был елей.
                                                            И ныне с высоты духовной
                                                            Мне руку простираешь ты,
                                                            И силой кроткой и любовной
                                                            Смиряешь буйные мечты.
                                                            Твоим огнем душа согрета
                                                            Отвергла мрак земных сует,
                                                            И внемлет арфе Филарета
                                                            В священном ужасе поэт.


                                                           (В другой редакции, после цензуры:
                                                            Твоим огнем душа палим

                                                            Отвергла мрак земных сует,
                                                            И внемлет арфе серафима
                                                            В священном ужасе поэт.)

Комментарий преподобного Варсонофия Оптинского:

«И вот под влиянием проповеди митрополита Филарета Пушкин написал свое дивное стихотворение, за которое много, верно, простил ему Господь, «В часы забав», особенно замечательно последнее четверостишие: «…и внемлет арфе Серафима в священном ужасе поэт».

Пушкин, конечно, никогда не слыхал пения Серафимов, но, очевидно, подразумевал под ним нечто великое, что сравнил с проповедью митрополита Филарета. Мы благодарны Пушкину за то, что он оставил нам такой памятник о митрополите Филарете.

Итак, детки мои духовные, читайте Священное Писание и творения святых отцов, потому что через них говорит Сам Святой Дух, и не будем читать произведения таких учителей, которые стремятся отторгнуть нас от Христа. Да спасет всех нас от этого Господь. Будем следовать учению только Христа – и спасемся»[1].

И в заключение стихотворение Пушкина о жертвенной и святой любви к своему Отечеству. Верно говорится, что настоящий патриотизм – это взаимная любовь, и «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15:13):

                                                            Два чувства дивно близки нам –
                                                            В них обретает сердце пищу.
                                                            Любовь к родному пепелищу.
                                                            Любовь к отеческим гробам.
                                                            На них основано от века
                                                            По воле Бога Самого
                                                            Самостоянье человека
                                                            Залог величия его.
                                                            Животворящая Святыня!
                                                            Земля была б без них мертва
                                                            Как пустыня
                                                            И как алтарь без Божества.


Материал подготовил Дмитрий Дегтярев
10 февраля 2016


1. Преподобный Варсонофий Оптинский. Симфония по творениям преподобных Оптинских старцев. В 2 томах. Том 1. – М.: Даръ, 2009. – с. 215.

Новости по теме

«ЧЕЛОВЕКУ БОЛЬШЕ ВСЕГО НУЖНО БЛАГОДУШИЕ» Ирина Ковынева Молодым людям не хватает доверия ко всему, что происходит в жизни, поскольку все от Бога. И еще: нельзя пренебрегать знаниями, чтобы в будущем в определенный момент горько не пожалеть об их отсутствии: никто не знает, где и когда они будут востребованы. Надо полностью отдаться в руки Божии и довериться преподавателям, принять все со смирением, пониманием, надеждой, потерпеть – и это даст хорошие плоды.
«ОН ХОТЕЛ БЫТЬ ТОЛЬКО В ЦЕРКВИ». Ко дню памяти. Беседа с профессором А.К. Светозарским о митрополите Вениамине (Федченкове) Алексей Светозарский Он очень долго шел к принятию пострига, много думал, колебался. Вначале он мечтал о женатом священстве. Конечно, на принятие пострига во многом повлияло общение с владыкой Феофаном. В «Божиих людях» митрополит Вениамин говорит и о том, что монашество ему предсказали старцы – например, валаамский старец Никита.