К 10-ЛЕТИЮ СРЕТЕНСКОЙ ДУХОВНОЙ ШКОЛЫ «СВЯЩЕННИК ДОЛЖЕН ПОНИМАТЬ, ЧТО ОН СЛУЖИТ ВСЕМ» Беседа с профессором Алексеем Ивановичем Сидоровым

Московская Сретенская  Духовная Академия

К 10-ЛЕТИЮ СРЕТЕНСКОЙ ДУХОВНОЙ ШКОЛЫ «СВЯЩЕННИК ДОЛЖЕН ПОНИМАТЬ, ЧТО ОН СЛУЖИТ ВСЕМ» Беседа с профессором Алексеем Ивановичем Сидоровым

Алексей Сидоров 8539



В 1999 году в московском Сретенском монастыре была открыта духовная школа – Сретенское высшее православное училище, преобразованное затем в духовную семинарию. О выборе жизненного пути и о годах, проведенных в стенах семинарии, рассказывают преподаватели и студенты СДС.

– Алексей Иванович, какое образование вы получили?

– Естественно, сначала я получил среднее образование, но уже примерно с 14 лет начал самостоятельно заниматься философией. Поступал в университет довольно поздно – после трехлетней службы в армии. А потом учился на историческом факультете МГУ – сразу на двух кафедрах: древнего мира и древних языков. Так что я получил и историческое, и филологическое образование. Тема моего диплома звучала так: «Трактат Плотина как источник по истории гностицизма». Я тогда перевел этот трактат в качестве приложения к диплому. После МГУ я поступил в Институт истории СССР АН СССР и одновременно в аспирантуру Института всеобщей истории.

– А как в советское время вы пришли к вере?

– Я стал верующим вслед за женой; она пришла к Богу первой и справедливо решила, что жить в невенчанном браке невозможно, хотя мы любили друг друга и наш брак, разумеется, был зарегистрирован. Жена поехала в Псково-Печерский монастырь, виделась там с отцом Иоанном (Крестьянкиным). Батюшка сказал ей, чтобы она привезла мужа, то есть меня. Сначала я не очень обрадовался, но у меня тогда был отпуск, и я подумал: «Ну ладно, похожу по лесу, грибы пособираю и заодно посмотрю на монастырь». По приезде мы сразу пошли к отцу Иоанну, он долго с нами говорил и благословил на венчание. Общались мы и с отцом Адрианом (Кирсановым). Там же, в Печорах, и обвенчались, ведь в советское время сделать в Москве это было совсем непросто. Таинство совершил отец Евгений, а свидетелями были две рабы Божии, которые собирали милостыню у монастырского храма, где мы с ними и познакомились. Я думал, что на этом все и закончится, но когда я вышел из храма, вдруг неожиданно для себя сказал жене: «Ты думаешь, нас священник венчал? Нет, нас Сам Бог венчал». До сих пор помню слова отца Адриана: «Алексеюшка, я буду за тебя молиться». Тогда я впервые пережил этот чудесный и для меня еще не изведанный опыт: когда знаешь, что за тебя молятся – как бы на руках носят. Потом много чего еще было; например, трудно было причащаться, исповедоваться. Сложность была и в том, что я был заядлый курильщик, борьба с этой привычкой доставляла мне много мучений… Сейчас отец Иоанн уже почил, а отец Адриан, слава Богу, жив. Я их считаю своими первыми наставниками в вере. А когда я уже начал воцерковляться, моим духовником стал один лаврский батюшка. Вообще я убежден, что без окормления, без духовничества христианская жизнь является неполной.

– Как вы стали заниматься патрологическими исследованиями, в частности переводами?

– Это тоже непростая история. И нескорая. Сначала я занимался исследованиями в области истории гностицизма и манихейства; в частности защитил кандидатскую диссертацию по гностицизму и собирался защищать докторскую диссертацию по генезису манихейства. Но однажды мой духовник сказал мне: «Что это ты еретиками занимаешься? Лучше займись переводами святых отцов». И знаете, меня это возмутило. То есть как это «займись переводами святых отцов»? Это же все с нуля начинать! Мне было в то время около 40 лет, и я уже состоялся как ученый. И вдруг – заниматься совершенно новой темой. Но вот таков был Промысл Божий обо мне: я начал читать святых отцов и пришел к мысли, что это действительно мое. Так произошла «метанойя», то есть покаяние – изменение ума и всего внутреннего настроя, хотя переосмысление длилось еще достаточно долго – где-то лет пять.

– А когда вы начали преподавать в Московских духовных школах?

– Это случилось тогда, когда я начал заниматься своим первым автором – преподобным Максимом Исповедником. Сначала свои переводы я публиковал под псевдонимом Венедиктов. В связи с их изданием познакомился с сотрудниками издательства Московской Патриархии. Вскоре мои статьи и переводы заметили, и меня по рекомендации Николая Константиновича Гаврюшина пригласили в МДА. Это было еще при владыке Александре. Мы с Николаем Константиновичем были «варягами» – светскими учеными и преподавателями, которые не оканчивали духовную семинарию и академию. Годом раньше в Московские духовные школы пришел молодой выпускник МГУ Максим Евгеньевич Козлов (сейчас – протоиерей Максим Козлов). Мы с Николаем Константиновичем Гаврюшиным работали в Академии наук, то есть в среде, которая существенно отличалась от духовных заведений. Именно с приходом в МДА я начал по-настоящему воцерковляться; до этого были лишь первые шаги. И опять-таки все было непросто, не без искушений. Вскоре я экстерном окончил семинарию, а затем и академию.

– Менялись ли со временем ваши взгляды ученого-патролога?

– Конечно. И я как человек менялся, и мои взгляды, естественно, тоже менялись. Это неизбежно. Я никогда не смотрел на науку как на нечто профессиональное, как на средство зарабатывания денег – это всегда было чуждо для меня. Я просто старался добросовестно делать свое дело, которое любил. Был убежден, что занятие наукой – это поиск истины, без этого поиска наука не существует. И когда я, хотя и в мучениях, обрел единственную и высшую истину в Православии, наука стала для меня глубинным и объемным познанием ее. Сказать честно, когда я только начал «общаться» со святыми отцами, я слишком поверхностно подходил к их творениям, как бы скользил по поверхности и мало что понимал. Отцов Церкви я поначалу воспринимал как философов, мыслителей. И это вроде бы и так. Вот, например, преподобный Максим Исповедник. Действительно, глубочайший мыслитель, редкого склада любомудр. И я видел только эту важную, но внешнюю сторону его творений, не замечая того, что ставит его в ряд именно святых отцов. Я не видел святости, от меня была закрыта его духовность и молитвенный опыт. Не видел я удивительного многообразия этого опыта и у других святых отцов, не осознавая также принципиальной разницы, отделяющей меня от них. И только со временем все начало вставать на свои места. Но я не могу сказать, что данный процесс уже закончен. Ведь духовное возрастание продолжается всю жизнь, и не только в этом, но и в будущем веке.

– Какие ваши труды наиболее дороги для вас?

– Безусловно, переводы святых отцов. Особенно мне дорог преподобный Максим Исповедник, так как это была первая и самая сильная привязанность. Очень ценны для меня и другие аскетические писатели; их творениями я занимался много и до сих пор занимаюсь. Во мне уже достаточно давно созрело внутреннее убеждение, что именно в аскетических творениях святых отцов обретается средоточие всего духовного опыта Православия, а следовательно, и целостность догматического веросознания нашей Церкви.

– Какие проекты вы хотели бы воплотить в жизнь?

– Очень хочу издать творения Феолипта Филадельфийского, наверное на три четверти уже подготовленные. Сейчас продолжаю переводить преподобного Анастасия Синаита, его «Вопросы и ответы». В свое время я переводил произведения отцов, живших в период становления монашеской письменности, и у меня есть желание продолжить данные занятия. Это для меня очень важно.

– Алексей Иванович, планируете ли вы подготовить собрание своих научно-богословских исследований и переводов?

– У меня около десяти книг и сотня работ, которые напечатаны, как правило, в труднодоступных изданиях. Общий объем получается солидный – приблизительно пять томов по триста страниц (оговорюсь, без переводов). Это уже, согласитесь, проблематично. Но, конечно, главная трудность – внутренняя. Не со всем, о чем я писал когда-то, я могу согласиться сегодня. Например, работы об Оригене требуют серьезной переоценки с православной точки зрения. Такое исследование у меня запланировано.

– Вы являетесь преподавателем патрологии в семинарии. Как вы считаете необходимым преподавать этот предмет в наше время?

– У каждого времени своя специфика. Современные люди почти перестали читать и думать. А потому процесс преподавания патрологии в настоящее время связан, прежде всего, с некоей популяризацией. Падает уровень среднего образования, приходят очень хорошие ребята, но им не хватает необходимых общекультурных знаний. И эти историко-культурные лакуны приходится заполнять. И еще что важно: о святых отцах нельзя рассказывать вне контекста той или иной эпохи. Всегда очень тяжело воспринимается та часть патрологии, которая изучает собственно богословие. Жизнь и труды отцов Церкви усваиваются сравнительно легко, а богословские воззрения их требуют определенной культуры мышления и сердечного настроя, гармонирующего со святоотеческим богословием.

– Чем, по-вашему, современное поколение семинаристов отлично от тех, кто учился в духовных школах 15–20 лет назад?

– В МДАиС я начал преподавать более 20 лет назад. И знаете, что меня тогда поражало? Я немного преподавал в МГУ, и с точки зрения интеллектуальной культуры тогдашние студенты МДА того времени были менее подготовлены, чем студенты университета. Но тогда была совершенно другая ситуация: студенты приходили из атеистического мира, где было сильнейшее внешнее давление на Церковь. Зато в ней самой было больше внутреннего единства. Сейчас это внешнее давление снято, но вместо этого, как всегда бывало в истории христианства, возрастают внутренние нестроения. Я бы это сформулировал так: сейчас ярко представлено расщепленное видение Православия. То есть внешняя свобода дает разброс мнений, который чувствуется даже среди семинаристов. И надо уметь видеть это и пытаться данный плюрализм привести к единству православной «акривии», без которой бытие нашей Церкви немыслимо. И еще раз повторюсь: пусть студенты 1980–1990-х годов были и менее интеллектуальны, но они получали хорошее среднее образование.

– Как бы вы оценили существующий семинарский учебный план? Возможно, он нуждается в какой-то коррекции?

– Насколько я могу судить, лишних предметов для пастыря никогда не бывает. К священнику обращаются по самым разным вопросам, и он должен уметь реагировать даже на самые узкопрофильные проблемы. Наша программа достаточно органично сбалансирована. Но обучение – даже самое продуманное и успешное – не может ко всему подготовить. Оно дает некую матрицу, только общее моделирование будущей деятельности, а всему остальному придется учиться самостоятельно. Образование немыслимо без самообразования. А священнослужителю надо всю жизнь самообразовываться, он просто перестанет быть пастырем, если не будет постоянно учиться.

– Алексей Иванович, какие выпуски Сретенской духовной семинарии вам более всего запомнились?

– У меня здесь небольшой стаж – только три года. Но вспоминается выпуск 2008 года: Антон Новиков, ныне диакон; Паша Карев, Володя Хажомия и другие. Много было хороших ребят.

– А что вы можете сказать о дипломных работах, написанных под вашим руководством?

– В целом этими работами я доволен. Вспоминается серьезная работа иеромонаха Иринея (Пиковского).

– Как вам вспоминается епископ Гатчинский Амвросий, в недавнем прошлом проректор Сретенской духовной школы?

– Он был моим студентом в МДАиС. И я его вспоминаю как одного из своих лучших учеников. Энергичный, деятельный, как студент очень хваткий, быстро усваивал информацию и в то же время умел ее внутренне осмыслить. Вообще хороших студентов я часто вспоминаю. Многие из них теперь епископы.

– Расскажите, пожалуйста, о том, как вы заинтересовываете студентов своим предметом?

– Студенты – молодые ребята, и у них большие нагрузки. И они устают. Отсюда проблемы, в том числе и со сном на занятиях. Борюсь с этим по мере своих сил, стараюсь задать какой-нибудь вопрос, разбудить. Я понимаю, что спящему студенту очень не нравится вторжение в его благостное состояние, но что поделаешь. Приходится довольно часто играть в популярную игру: «Мы писали, мы писали, наши пальчики устали…».

– Что вы можете сказать по поводу экзаменов? Связаны ли с ними какие-то курьезные истории?

– Я стараюсь проводить экзамены в форме живой беседы, это мой принцип. Я люблю повторять слова одного немецкого философа, который сказал: «Я не учу философии, я учу мыслить». Главная задача преподавания – не просто дать информацию, ведь ее можно получить сейчас где угодно (книги, Интернет), а научить этой информацией пользоваться: вычленять какие-то смысловые блоки, размышлять над ними. Я стараюсь показать парадигму святоотеческого мышления, которое дает возможность правильно оценить действительность. Мне хочется, чтобы студенты стремились увидеть мир глазами святых отцов. Вот это моя основная цель.

– Каким вы видите будущее выпускников Сретенской духовной семинарии? На ваш взгляд, все ли они должны становиться священниками?

– Есть три вида деятельности, которые требуют особого призвания: священник, врач и учитель. Понятно, что не каждый выпускник семинарии сможет быть священником, это несомненно. Но при этом безусловно и другое: все мы должны работать в Церкви и по мере сил служить ей. Одни могут быть преподавателями, другие – регентами… Подчеркну особо: пожалуй, главное свойство пастыря заключается в том, чтобы он понимал, что он служит всем. Это он должен хорошо усвоить. Подобное осознание требует огромных усилий, постоянного подвига. И могу свидетельствовать как педагог, что среди наших выпускников людей с таким пониманием немало. Конечно, в любом деле неизбежны трудности, но если служить Церкви по-настоящему, все проблемы с Божией помощью решаются.

Беседовал Степан Башков,
студент 4-го курса СДС



9 июня 2009 года

Новости по теме

К 10-ЛЕТИЮ СРЕТЕНСКОЙ ДУХОВНОЙ ШКОЛЫ. «Я ОТЧЕТЛИВО ЗАМЕЧАЮ, КАК РЕБЯТА ВЗРОСЛЕЮТ И ПОСТЕПЕННО ВЫРАСТАЮТ В ДОСТОЙНЫХ СЛУЖИТЕЛЕЙ ЦЕРКВИ» Дмитрий Дементьев Несмотря на все трудности учебного процесса, без которых не обходится поначалу любое начинание, и семинаристам, и преподавателям в наше время учебы было, на мой взгляд, гораздо интереснее, чем сейчас. Для многих наших педагогов было непривычным читать лекции монашеской аудитории. С нами общались не как со студентами, а как с равными.
К 10-ЛЕТИЮ СРЕТЕНСКОЙ ДУХОВНОЙ ШКОЛЫ. «ПРИ ВСЕХ ИСКУШЕНИЯХ НЕ ТЕРЯЙТЕ ВЕРЫ!» Беседа со священником Александром Задорновым Протоиерей Александр Задорнов Нельзя терять время, поскольку вы не знаете, как сложится ваша дальнейшая жизнь. Может получиться так, что не у кого будет спросить совета. И, конечно, учащиеся должны помнить о цели своего поступления в духовную школу. Богословие – это знание, которое человек получает всю свою жизнь. И всю жизнь сдает непростой экзамен.
К 10-ЛЕТИЮ СРЕТЕНСКОЙ ДУХОВНОЙ ШКОЛЫ. «В ХРАМЕ СТОЯЩЕ СЛАВЫ ТВОЕЯ, НА НЕБЕСИ СТОЯТИ МНИМ», ИЛИ СЕМИНАРСКИЕ УРОКИ Петр Украинцев В 1999 году в московском Сретенском монастыре была открыта духовная школа – Сретенское высшее православное училище, преобразованное затем в духовную семинарию. О выборе жизненного пути и о годах, проведенных в стенах семинарии, рассказывают преподаватели и студенты СДС.