К 10-ЛЕТИЮ СРЕТЕНСКОЙ ДУХОВНОЙ ШКОЛЫ. «БОГОСЛОВСКАЯ НАУКА, ОТОРВАННАЯ ОТ ЖИЗНИ, НЕ ИМЕЕТ ПРАВА НА СУЩЕСТВОВАНИЕ» Беседа со священником Александром Тимофеевым

Московская Сретенская  Духовная Академия

К 10-ЛЕТИЮ СРЕТЕНСКОЙ ДУХОВНОЙ ШКОЛЫ. «БОГОСЛОВСКАЯ НАУКА, ОТОРВАННАЯ ОТ ЖИЗНИ, НЕ ИМЕЕТ ПРАВА НА СУЩЕСТВОВАНИЕ» Беседа со священником Александром Тимофеевым

Священник Александр Тимофеев 15407



В 1999 году в московском Сретенском монастыре была открыта духовная школа – Сретенское высшее православное училище, преобразованное затем в духовную семинарию. О выборе жизненного пути и о годах, проведенных в стенах семинарии, рассказывают преподаватели и студенты СДС.

Священник Александр Тимофеев 
Фото MPDA.ru
– Отец Александр, расскажите, пожалуйста, о вашей семье.

– Я из потомственного учительского рода, преподаватель в четвертом поколении. Мой прапрадед еще до революции закончил учительскую семинарию, тем самым положив начало династии. Преподавателями являются мои отец и мать, бабушка и дедушка, прадед.

– И они все жили в Москве?

– Нет, в разных местах. В основном корни у меня с северо-запада, из Тверской области. Отец у меня вообще из Эстонии. Я родился на Кольском полуострове. Переехал в Москву, а образование получал в Петербурге.

– Вы тоже хотели идти по учительской стезе?

– Первоначально совсем нет. Знаете, в нашей семье много учителей истории: мама, папа, дедушка закончили исторический факультет. И они мне рекомендовали именно туда идти. Но я решил пойти своим путем – меня интересовали естественные науки. Я поступил в свое время в специализированную физико-математическую школу при Петербургском университете. Там был биологический класс. Потом учился в Петербургском университете. Во время обучения в университете – на геологическом факультете – после второго курса я принял крещение. Мне было 19 лет – все-таки серьезный возраст. И я начал постепенно втягиваться в церковную жизнь, ходил на службы… Большое влияние на меня оказал Псково-Печерский монастырь – здесь промыслительна связь со Сретенской обителью, на территории которой находится семинария, куда меня впоследствии пригласили работать. Я практически сразу попал к отцу Иоанну (Крестьянкину), окормлялся у него и состоял с ним в переписке. В сборниках его писем опубликовано три письма, адресованных мне. Псково-Печерский монастырь сильно повлиял на мое избрание пастырского служения. Итак, я закончил университет и получил благословение на учебу в Петербургской семинарии.

– Сразу же после университета?

– Нет, год я был просто алтарником на приходе. Расстроил своего научного руководителя из университета, поскольку должен был летом ехать в длительную экспедицию. Я решил сказать ему о том, что поступаю в семинарию, в последний момент. Он, наверное, счел меня религиозным фанатиком. А я уже внутренне избрал духовный путь, и тогда мне стало неинтересно заниматься чистой наукой, хотя первоначально, когда я поступал в университет, такое желание было. Крещение и воцерковление открыли для меня совсем другие перспективы. Я понял, что есть вещи гораздо серьезнее, вещи, которым можно посвятить всю свою жизнь. Важнее, чем геология и палеонтология, которой я занимался. Кстати, потом оказалось, что многие, с кем я учился и кто мне преподавал, были людьми верующими. Более того, двое из преподавателей геологического факультета сейчас имеют священный сан. Один и во время моего обучения был диаконом – отец Михаил Преображенский, он преподает на кафедре исторической геологии. Второй, сейчас уже доктор наук, заведующий кафедрой кристаллографии, а тогда аспирант – Сергей Владимирович Кривовичев, ныне также служит диаконом. О том, что меня в университете окружали православные люди, я узнал уже после поступления в семинарию. И был очень рад, поскольку одно время казалось, что вокруг меня религиозный вакуум, но на самом деле это было не совсем так. Ну вот, семинарию я закончил в Петербурге и неожиданно получил от отца Иоанна благословение поступать в духовную академию… в Москве. Хотя естественнее было бы в Петербурге поступить. На четвертом курсе – перед окончанием семинарии – приехал в Печеры (раз в год я всегда приезжал – пожить, помолиться, на послушаниях поработать). И мне батюшка сказал: «Поступай к преподобному Сергию в академию».

– А вы не можете сказать, почему было именно такое благословение?

– Сейчас я понимаю, что отец Иоанн был абсолютно прав, хотя тогда я принял это нелегко. Но я послушался совета старца. Я хорошо закончил Петербургскую семинарию, с именной стипендией, и в академию меня взяли бы без экзаменов. А в академию у Троицы нужно было все экзамены сдавать. Кроме того, было не принято, чтобы из Петербургской школы в Москву поступали, такого не случалось до меня лет двадцать, как мне сказали потом. Положившись на волю Божию, я поехал в МДА, все экзамены сдал на «пять», некоторые, надо сказать, чудесным образом. Помню поразительное чувство, которое охватило меня, когда выходил с последнего экзамена, к которому я не успевал хорошо подготовиться (но надеялся на хорошее знание курса в семинарии), – по догматике. Сдал, несмотря ни на что, успешно. Принимал у меня догматику профессор Михаил Степанович Иванов – он поставил мне отлично. Так вот, когда я выходил с экзамена, вдруг всплыли в памяти слова из повествования аввы Дорофея о послушном ученике старца: «Кто обязался послушанием, тот никогда не умрет». Конечно, то, что я поступил в академию в Москве, а не Петербурге, это Промысл Божий. Окончательно это стало мне понятно уже после завершения учебы, когда я стал преподавателем и открылись широкие перспективы работы по созданию новых учебных курсов в реформированной академии. В первую очередь, много сил было мною приложено к тому, чтобы организовать учебный и научный процесс на кафедре библеистики.

– Отец Александр, как долго вы преподаете в Московской духовной академии?

– В академии я начал преподавать после выпуска, с 2003 года. А со Сретенским духовным училищем (таков был первоначальный статус этого духовного заведения) я начал сотрудничать с 2000 года – фактически с самого его основания.

– А как вы попали в Сретенскую духовную школу?

– В Сретенскую духовную школу меня Алексей Ильич Осипов порекомендовал. Он познакомил меня с ректором – архимандритом Тихоном (Шевкуновым). Я тогда еще учился в академии – закончил первый курс. Алексея Ильича отец Тихон просил читать лекции по апологетике, но он из-за занятости мог приезжать только иногда. Тогда Алексей Ильич пообещал отцу Тихону прислать своего ученика, то есть меня. И я начал преподавать в Сретенской школе и апологетику, и основное богословие. Учил я все курсы, начиная с первого – монашеского – набора.

– У вас есть возможность сравнения воспитанников Московской, Санкт-Петербургской и Сретенской духовной школ…

– В Сретенской семинарии много позитивного. Она маленькая. У студентов есть возможность факультативных занятий. Ребята живут в хороших условиях. Четыре человека в комнате, все-таки, не двадцать (как в МДС). Преимущество еще заключается в том, что Сретенская духовная школа находится в центре Москвы – все библиотеки рядом. Кроме того, студентам Сретенской семинарии преподают в основном сотрудники Московской академии. Работают здесь и великолепные специалисты из светских вузов. Если обратиться к Петербургской семинарии, то там у студентов больше свободного времени. Данное обстоятельство на моей учебе сказалось положительно. Я, например, мог много времени проводить в библиотеках, читать богословские книги, писать научные работы. Я уже в семинарии имел несколько публикаций.

– А по какому принципу вы проводите экзамены, опросы?

– Я преподаю на пятом курсе, и стандартных опросов на каждом занятии у меня нет. Но у нас есть семинары, на которых мы обсуждаем определенную тему: студенты самостоятельно что-то обдумывают, готовятся, мы устраиваем дискуссии, и они достаточно осмысленно отвечают на вопросы. Меня больше это интересует, а не механическое воспроизведение моих лекций. Воспроизведение, возможно, и чем-то полезно, но только на первых курсах. Да и предмет, который я преподаю, – апологетика – требует соображения, а не зазубривания. Я как преподаватель учу методу, а не сумме знаний. Апологетика подразумевает использование информационного объема, который уже есть у студента, хотя, конечно, в курсе есть и совершенно новые сведения. Что же касается библейской археологии (второй предмет, который я преподаю в семинарии), это вспомогательный курс, который позволяет лучше и глубже изучить Священное Писание. Полагаю в связи с этим, что данную дисциплину надо читать на втором или третьем курсах, то есть пораньше, чтобы она действительно позволила погрузиться в жизнь Священного Писания, в его обстановку и среду в то время, когда студенты изучают курс Писания. Археология будет способствовать и историческому толкованию Писания. Как говорил святитель Иоанн Златоуст, «нужно представлять себе обстановку событий Священного Писания для того, чтобы лучше их понимать».

– Отец Александр, что бы вы посоветовали молодым людям, которые хотят поступить в семинарию?

– Посоветую не тратить время зря: семинарское время – золотое. Оно во многом определяет настроение верующего человека вообще и настроение будущего священнослужителя в частности. Мы можем посчитать какие-то знания временными, ненужными, схоластичными. Но, поверьте мне, верный в малом будет во многом верен. По большой части люди, которые хорошо учились в семинарии, это люди, серьезно смотрящие на свое призвание, на выбранный путь. А тот, кто проводил время праздно, к несчастью, так же легко относится и к священнослужению. Богословское образование – это разъяснение для себя серьезных вероучительных вопросов, которое помогает жизнью познать глубокие истины веры. Учащийся должен понять многие начальные вещи – и в теории, и на практике. Семинаристы обязаны копить багаж богословских знаний, которые непременно будут востребованы. В свое время протоиерей Александр Ельчанинов говорил так: чем менее духовен священник, тем большее значение имеет его богословское образование. Безусловно, выпускник семинарии, ставший священником, еще не может претендовать на серьезный духовный опыт. Но при этом он должен уметь решать духовные вопросы. И здесь он неизбежно должен – поначалу теоретически – обращаться к опыту Церкви. А для этого необходимо ориентироваться в писаниях святых отцов, в понимании учения о спасении, в вероучительных вопросах, в догматическом, в аскетическом богословии. Если выпускник семинарии не способен объяснить прихожанам основы святоотеческого учения о борьбе со страстями (применительно к их возможностям), не способен раскрыть в проповедях и беседах вероучительное содержание праздников или убедительно и интересно истолковать слова апостола Павла – грош цена его образованию. Основная перспектива нашего богословского образования – сотериологическая. То есть в основе всего – учение о спасении. Если человек в правильной перспективе рассмотрит все эти предметы, они не будут для него мозаикой из разных, не связанных друг с другом дисциплин, не будут театром, где одно действие сменяется другим и где за одним профессором выходит другой. Еще раз повторю: семинаристам нужно старательно и систематически копить багаж богословских знаний. Нужно ставить себе задачи, например: прочитать полностью все Писание, прочитать все творения святителей Василия Великого, Григория Богослова, Афанасия Великого, преподобного Иоанна Дамаскина – и выполнять их упорно и систематически. Сам я, во всяком случае, поступал именно так.

– А как вы можете напутствовать поступающих в академию?

– Академия – это не просто какое-то продолжение семинарии. Она готовит церковных ученых, будущих преподавателей духовных дисциплин семинарий или других учебных заведений. И человек должен сознательно к этому подходить. Очень хорошо, если он заранее наберется педагогического опыта. Я позитивно отношусь к тем студентам, которые, будучи семинаристами, начинают преподавать в воскресных школах. Значит, человек стремится принести пользу Церкви, жить церковной жизнью – жить практически, а не только теоретически. И в академию должны идти те, кто настроен на научную и преподавательскую деятельность. При этом человек не должен думать: наука – одно, а жизнь Церкви – совершенно другое. В подобном разрыве кроется трагедия Запада: там теология оторвана от реальной жизни церковных общин. У нас, слава Богу, этого никогда не было (хотя тенденции – особенно в XVIII и XIX столетиях – намечались). Более того, XX век, век гонений, наоборот, сблизил богословскую деятельность в академиях с приходской повседневностью. То, что многие преподаватели академии являются священниками, очень правильно, поскольку оживляет и теорию, и практику. Хотя тут уже другая проблема встает: как совместить преподавание и священнослужение, как все успеть. Сам я, например, не могу доносить абстрактные богословские истины, сухой материал, который воспринимается только на рациональном уровне. Учение Церкви должно для нас быть образом бытия. Ведь что такое Православие, орто-доксия (с греч.: «иметь правильное суждение»)? Это правомыслие (греч. орто-гномия – «правильно, здраво мыслить») и праводелание (греч. орто-праксия – «правильно, честно делать»). Правомыслию должны учиться в семинарии, а праводелание придется постигать на практике, используя правомыслие, заложенное в духовных школах. И эти вещи нужно воспринимать как взаимосвязанные. Богословская наука, оторванная от жизни, не учитывающая реальные потребности Церкви, не имеет права на существование. Задачи, которые перед нами стоят, не абстрактные, схоластические, а реальные сотериологические. И надо пройти между Сциллой и Харибдой: не раствориться в требоисполнительстве, с одной стороны, а с другой – не потонуть в науке, которая, будучи оторванной от жизни, не имеет никакого значения. Я считаю, что из-за большой раздробленности предметов семинарской и академической программ нашему школьному богословию не хватает христоцентричности. А значит, надо стремиться к ее достижению.

– Как можно определить, есть ли у молодого человека призвание к священству?

Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) 
Нуракишева А.С.
– Многие опытные пастыри и богословы пытались это определить. Можно вспомнить и отца Киприана (Керна), и митрополита Антония (Храповицкого). Это труднейшая задача. На меня еще до моего крещения произвело огромное впечатление житие преподобного Амвросия Оптинского. Оно первым стало мне доступным тогда, в конце 1980-х годов: он, будучи тяжело больным, практически парализованным, лежа на кровати принимал тысячи людей и всем уделял внимание. За какие-то минуты, на которые люди приходили, он пытался разрешить вопрос, то есть полностью прожить жизнь этого человека, чтобы ему помочь. Я помню внутренний голос: «А ты так смог бы?». Тогда, конечно, я не задумывался о священстве, не был крещен, редко заходил в храм – и испугался этого вопроса, ответил: «Нет». Но величие подвига преподобного Амвросия Оптинского меня потрясло. Для всех сделаться всем, чтобы спасти хотя бы некоторых (см.: 1 Кор. 9: 22), сопереживать человеку и участвовать в его жизни. Впоследствии для меня это стало определяющим – просто хотелось помогать людям. Хотя я несколько лет откладывал крещение, боялся поступать в семинарию, так как остро сознавал, что недостоин пастырского призвания. Но вскоре понял, почувствовал: здесь есть другая закономерность. Ты недостоин, но ты должен. И это стало для меня главным, решающим, хотя я и сейчас понимаю, что недостоин. «Жатвы много, а делателей мало» (Лк. 10: 2). Хоть недостоин, а кто тогда будет делать, церковь строить, помогать людям спасаться? И я понял, что должен положить руку на рало и не оглядываться назад. Помогли также молитвы и советы отца Иоанна (Крестьянкина). Могу привести его письмо, может быть, оно будет полезно молодым людям. Я спрашивал отца Иоанна о выборе жизненного пути. Он ответил так:

«Дорогой о Господе Александр! А ведь нужна решимость твоя при выборе жизненного пути. Вот, твое сердце склоняется к семейной жизни — и это подвиг, как и монашество, если еще не сложнее. Ведь ответственность здесь не только за себя, но и за супругу, за чад. Но надо решаться. Без подвига жизни нет спасения. И выбирать надо подругу по сердцу своему и хорошо зная, на какой подвиг жизни берешь помощницу. А если женишься, и она будет помехой, то это гибель для священника. Молись Господу и проси даровать для жизни, для служения Церкви помощницу. И благословение владыки надо выполнить. Умудри тебя Бог!».

А как определиться другим людям? Нужно, прежде всего, забыть о самом себе – вообще. Священство – это тяжело, даже физически. Нужно иметь большую решимость. Если она есть, если есть твердый, несгибаемый стержень, тогда Господь все управит. Если этого стержня нет, убежден, выпускнику семинарии не надо принимать священный сан. Есть масса других возможностей для церковного служения: преподавание, миссионерство, пение и прочее Но нужно уметь отличить решимость от самоуверенности: решимость связана с упованием не на себя, а на Господа.

– Отец Александр, какими будут ваши пожелания воспитанникам Сретенской духовной семинарии в преддверии ее десятилетнего юбилея?

– Мне бы очень хотелось, чтобы Сретенская духовная школа продолжала – прежде всего, с помощью своих выпускников – приносить пользу Церкви и людям еще не одно десятилетие.



19 мая 2009 года

Новости по теме

Главное – радеть о стяжании веры, о ее сохранении, а остальное приложится Алексей Светозарский Опыт воспитания личности в рамках духовных школ накоплен немалый. Сретенская семинария, безусловно, действует в этом направлении по отработанной схеме. Отец Тихон, остальные руководители сумели заинтересовать людей, создать им все условия для работы – это огромная заслуга. Кроме того, хорошо организована воспитательная работа. Во всем это видно явное стремление священноначалия, помимо духовного образования, привить воспитанникам вкус к высокой культуре – вот это очень важный момент.
К 10-ЛЕТИЮ СРЕТЕНСКОЙ ДУХОВНОЙ ШКОЛЫ ПРОТОИЕРЕЙ НИКОЛАЙ АГАФОНОВ: ВЫБИРАЯ ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ Протоиерей Николай Агафонов Изученные в семинарии церковный устав, литургика, богословие помогают отвечать на богословские вопросы, которые так часто ставят перед священником прихожане. Поэтому если студент воспринимает учебу как то, что будет нужно ему всю жизнь, он сможет миновать период охлаждения. Если охлаждение от неусидчивости, значит, человек пришел в семинарию необдуманно. Давайте будем говорить не об охлаждении, а о некоем привыкании. Оно может и человека благочестивого охватить.
К 10-ЛЕТИЮ СРЕТЕНСКОЙ ДУХОВНОЙ ШКОЛЫ ОБУЧАЯ ЯЗЫКУ БОГОСЛУЖЕБНОМУ Лариса Маршева Использование церковнославянского языка наиболее тесно соприкасается с этимологическим, исконным пониманием литургии как общественного служения. И в настоящее время он должен стать едва ли не главным мерилом соборности в Церкви. А значит, каждому человеку, приходящему в храм и искренне верующему, что его молитва дойдет до Господа, необходимо приложить максимум усилий для познания богослужебного языка.